«Вот какой кобыльей сиськи им надо? — размышлял Лешка на ходу. — Хотя, с хрена ли, я спрашиваю? Сам таким был, до последнего бунтовал и проверял дядьку Михея на слабость. Сам того не хотя, натура срабатывала. Может и сейчас эти проверяют, не придуриваемся ли мы со своей отеческой заботой? Недолюбленные, недосмотренные, не верят никому, жизнь поломала, такое сразу не проходит. Нет, мне лупасить их ни в коем случае нельзя. Гульке можно, они ее уже больше чем меня за родителя воспринимают, но не сейчас. Сейчас только терпение. Вот какого черта, я согласился? Знал же, что так будет, но нет, пошел на поводу у любимой женушки. Каблук, ети меня в душу, образцовый каблук… »

Дома, Сашка и Машка сразу ушли к себе в комнату. Алексей с Гулей сели на кровать и посмотрели друг на друга.

— Ничего не говори, — тяжело вздохнула Гуля. — Да, да, я все сама знаю. Просто… по-другому не могу. Все получится, они исправятся. Я чувствую, что все получится.

— А я ничего тебе не говорю, — улыбнулся Лешка. — Какой смысл, все равно бесполезно. Ты упрямая, как барашка.

— Сам ты барашка! — возмутилась Гуля. — Ничего я не упрямая.

— Еще какая. Ладно, пойду огород копать…

— И я с тобой! — обрадовалась Гуля. — Может, успеем картошку посадить до ночи. Там всего-то полведра. А на ужин суп с пшеном и Семкиной птицей остался, ничего готовить не надо. Знаешь, чего сейчас я больше всего хочу? — Гуля положила голову на плечо Лешке. — Куда-нибудь в деревню! Чтобы птички пели, чтобы на речку ходить, чтобы вечером на лавочке сидеть. С тобой вдвоем!

— А этих уголовников возьмем с собой? — Алексей улыбнулся.

— Идут они к иблису! — фыркнула Гуля. — Могу я с мужем побыть вдвоем или нет? Хотя… — она состроила забавную рожицу. — Куда без них? Возьмем, конечно.

Дверь неожиданно распахнулась и в комнату вошли Сашка и Машка. Остановились перед Гулей и Алексеем, немного помедлили, переглянулись, а потом Сашка положил на стол толстенную пачку денег. Новеньких, послереформенных совзнаков достоинством по десять червонцев.

Лешка с удивлением уставился на деньги, такого количества он еще в глаза не видел. На хозяйстве до зарплаты оставалась сущая мелочь, если сравнивать с этой суммой.

— Вот, берите! — радушно сообщил Сашка. — Берите, не стесняйтесь. Здесь много, надолго хватит. А потом мы еще дадим.

— Где вы их взяли! — взвилась Гуля. — Украли? Отвечайте… — она недоговорила, потому что Лешка взял ее за руку и посадил обратно на кровать.

— Да какая разница, где взяли? — Сашка пожал плечами. — Там где взяли, больше уже нет. Берите.

— Забери обратно, — тихо сказал Алексей. — Забери, сказал.

— Но почему? — искренне удивился Сашка. — Мы от чистого сердца. Мы же видим, как вы на всем экономите, лучшее нам отдаете, а сами недоедаете. Вы хорошие, мы просто отблагодарить хотим. Вы же совсем еще молодые, ненамного старше нас, живите, наслаждайтесь.

— Знаешь, мальчик… — Гуля грустно улыбнулась. — Любовь и забота не нуждаются в благодарности. Хочется надеяться, что ты это когда-нибудь поймешь.

— Да какая любовь?! — вдруг зло отчеканила Маша. — Какая такая любовь? Вы завели нас как щеночков, завели, потому что своих детей не можете иметь! Вот почему! Вам просто нужны домашние питомцы, игрушки! А мы тоже люди, не игрушки!

В голосе девочки сквозила такая жуткая ненависть, что даже Сашка на нее испуганно покосился.

По щеке Гули потекла слеза. Алексей с трудом удержался, чтобы не ударить Машку, даже прикусил губу до крови. Вскоре после приезда в Москву выяснилось, что Гуля не может иметь детей из-за какой-то врожденной патологии. Лешка отнесся к известию спокойно, можно даже сказать, философски, на отношение к жене страшная новость никак не повлияла. Но Гуля очень переживала, стала на глазах угасать, Лешке с большим трудом удалось ее успокоить. С тех пор эта тема в семье стала безоговорочным табу. А эта мелкая мерзавка резала по живому, специально, чтобы сделать побольней.

— Вы врете! Сами себе врете! — с надрывом цедила Маша. — Любовь! Нет никакой любви, сплошные враки. Вы выросли на всем готовом, вокруг вас вились, целовали, тетешкались, уси-пуси, трали-вали, наши золотца, наши пупсики. А мы никогда не будем другими, никогда, поняли? Вы не знаете, что это такое, когда все вас ненавидят! Не знаете, как это, собирать на помойке сгнившую требуху и драться за нее насмерть с такими же маленькими голодными зверями! — она топнула ногой. — Не знаете!

— Знаем, — спокойно ответил Лешка. — Все мы знаем…

За все время с детьми ни Алексей ни Гуля даже словом не обмолвились о своем прошлом. Просто посчитали лишним, не хотели опускаться в общении до уровня найденышей и давить авторитетом прошлого.

— Откуда? — ахнул Сашка.

— Еще несколько лет назад меня самого топтали ногами на том самом базарчике, где мы вас нашли, — начал буднично рассказывать Алексей. — Каждая сволочь считала своим долгом пнуть ногой и хлестнуть батогом маленького грязного, завшивевшего заморыша. Не верите? Старый Аким Татарин еще заставляет детей воровать по карманам? А Матрена Дыра скупает краденое? А Левка Безносый жив или сдох уже? Вижу, что слышали о таких. Да, я тоже воровал, да, я тоже дрался за корку хлеба и тоже ночевал где придется, поэтому знаю, как это. В это самое время, Гуля, совсем еще маленькая, гнула спину на поле под палящим солнцем, стирала в кровь руки и ноги за кусочек черствой лепешки, которую ей бросали, как собачонке.