Шестидесятники могли позволить себе гулять часами по городу, снять туфли и бродить под дождем, не боясь испортить прическу. Потому что никто не подкрадется с камерой и не выложит неудачный кадр в соцсети. Встречать рассвет на крыше или на берегу реки. Курить, где хочется, потому что экологи еще не родились. Хохоча и давясь пить из горлышка бутылки, потому что здоровый образ жизни и все эти ПП – правильное питание – и прочие вампирские аббревиатуры, вытягивающие радость из тела и души, как кровососы, обитали только в меню санаториев для трезвенников-язвенников.

Они жили чувствами и наотмашь. И в этом была вся Ника. Она парила где-то там, в безвременье. Она там жила. А в нашем мире просто гостила. И поэтому рядом с ней Юра чувствовал себя так, словно гулял где-то на радуге, под дождем из нежных нот, задыхаясь от счастья. Нездешность, несейчастность – он придумал для нее новые слова, потому что старых не хватало.

Он никогда не обижался за то, что она его бросила. Хотя понимал, что нужно обижаться. Что так будет правильно.

– Ты же мужик, ты же самец. Разозлись, полыхни тестостероном, идя вразнос, – советовали приятели.

Но не получалось. Не обижалось. Именно так, через «О». Не взрывалось злостью, не пламенело обидой. Уже не жгло. Тихонько ныло, как отмерший зубной нерв. Не уязвлялось. Но и не зарастало шрамами. Не забывалось. И точка.

– Прошу прощения за опоздание, – торопливо произнесла Ника по-английски и села.

Арик встал и подошел к ней. Она замерла в напряжении. Как всегда, когда кто-то близко подходил.

– Это я, Никусь, Арик Голд. – Обнимемся? – он наклонился к ней и прошептал код.

Юра его не расслышал, хотя весь превратился в слух.

– Арик! – обрадовалась она. – Какими судьбами? Сколько лет мы не виделись? Ну-ка иди сюда, – она протянула руки.

Арик наклонился, обнимая ее.

– Ой, много, Никусь, много. Здесь еще Юрка Кузнецов, – заговорщицким тоном сообщил Арик.

Она обвела взглядом группу мужчин.

– В жуткой фиолетовой рубашке оттенка уписавшейся каракатицы. И даже сильно наглаженной, – подсказал Арик.

– Арик, как же мне тебя не хватало! – расхохоталась она. – Только ты можешь такое придумать.

– Чё ты смеешься, Никусь? У каракатицы такого почти цвета чернила в специальном мешке. Она ими писает на врагов для устрашения. Вот не знаю насчет врагов Юрки, но я при виде этого шмота сразу почувствовал серебристое ощущение в мочевом пузыре.

Ника посмотрела на Юру. Он встал и подошел к ней. Сердце очень некстати забилось, из груди вырвался тяжелый вздох.

– Трудно быть богом, – шепнул он.

Она улыбнулась. Эту книгу Стругацких они оба очень любили. Поэтому не мучились, придумывая личный код.

– Здравствуй, Юра, – Ника погладила его по руке, но обниматься не стала.

Да и он бы не решился. Зато не надулась. Не напряглась, как во время того последнего их разговора. И тогда, когда он приехал к ней в больницу. И на том спасибо. У нее явно всё устаканилось, отболело, кануло в бездну прошлого.

Сердце кольнуло горечью. Он теперь прошлое. Ее прошлое. Ника перевернула эту страницу и закрыла книгу навсегда. Поздравляю! Ты прочитанная книга. Добро пожаловать на пыльную полку.

Забавно, но за столько лет Юра не сменил одеколон. Меня окутала свежесть «Голубой воды Давидофф», когда он наклонился, чтобы прошептать код.

В голове немедленно зазвучала мелодия Баха «Воздух». Я сразу же успокоилась. Юра всегда гипнотизировал меня своим спокойствием, как факир кобру. От него исходили флюиды теплоты, безмятежности и абсолютного вселенского равновесия. Неизменно на своей волне, в своем особом ритме, он – медленно парящая в космосе планета. Вокруг суетливо шустрят кометы. Проносятся на немыслимой скорости астероиды. А он медленно и верно перемещается по своей орбите.

Зато Арик, его верный друг – полная противоположность Юры. Его развинченную, подпрыгивающую походку и громоподобный голос я бы узнала из тысячи других. Такие редкие индивидуальности просто подарок для таких, как я. Классикой Арик звучать никак не может. При первом же знакомстве у меня в ушах взорвался ритмом Билли Джоэлл. Его знаменитая композиция «Не мы раздули этот пожар». «We Didn't Start the Fire».

Весь текст этой композиции – перечисление самых ярких и сумасшедших событий двадцатого века. Всё в кучу. Афганистан, Гарри Поттер, секс-скандалы в британском парламенте. Выборы в Америке, теории заговора, вирусы. Хрущев, Маленков, мафия, вымирающие белые носороги и Обама. Всё, что сводит людей с ума. Потому что не мы раздули это пламя, но нам с ним жить. Нам в нем гореть.