Отвергла? В первой жизни я побывала здесь гораздо позже, уже будучи замужем. Значит…

— Тогда я не поняла. Теперь я хочу услышать пророчество заново, — тихо ответила я.

Жрица не кивнула, не сделала ни шага. Она просто повернулась и пошла по вымощенному моховым агатом коридору, и я последовала за ней.

Меня привели в круглое святилище. На потолке — изображение лунного диска, рассеченного семью лентами света, как и положено в верованиях храма. По легенде, семь лун правят девятью временами, и только одна из них способна видеть сны прошлого.

Мы сели друг напротив друга. Между нами на низком столике курился ладан, пахнущий горькими травами, застывшим молоком и солью.

— Повтори свою просьбу, дитя.

— Я хочу знать, кто стоит за гибелью первого принца. В прежней жизни… — Я запнулась, но жрица лишь моргнула, будто и не удивившись.

— Ах, ты уже помнишь. Прекрасно. Значит, пора.

Она бросила в ладанницу пригоршню черного порошка. Пламя задрожало, вытянулось в узкую спираль и вдруг… замерло. В центре пламени возникло расплывчатое изображение: холм, палатки, шелестящие от горного ветра, лошади, флаг с золотым солнцем, разорванный надвое.

Я вздрогнула. Паломничество.

— Покушение будет не единственным. Это будет… только проверка. — Жрица говорила отстраненно, как будто ее голос звучал не здесь, а в другом мире. — Тот, кто за этим стоит, действует от имени другого. От имени того, кто сам еще не знает, что стал пешкой.

— Кто?

— Княжна… ты его поцеловала в прошлой жизни, — прошептала жрица, и мир вокруг будто дрогнул.

Я закрыла глаза. Ли Сянь? Нет. Это было бы слишком просто. Кто-то другой. Кто-то, кому я доверилась, кому открыла сердце…

И тут же вытолкнула эту мысль прочь. Сейчас это не имело значения. Сейчас главное — выжить. Предотвратить смерть Ли Шао Шеня.

Я встала, медленно, будто ноги налились тяжестью. Поклонилась жрице до пола.

— Спасибо. Этого достаточно. Пока.

Жрица не ответила. Но когда я уже доходила до выхода, ее голос догнал меня, точно звук далекого колокола:

— Если хочешь спасти его, тебе придется предать кого-то. Или предать себя.

Ночь уже клонилась к рассвету, когда я вернулась во дворец. Все было тихо. Как и положено перед бурей.

Слуга с фонарем проводил меня до павильона. Там уже ждала Сяо Лян. Ее глаза блестели тревожно.

— Госпожа… Его высочество приходил.

Я остановилась на пороге.

— Шао Шень?

— Да. Он сказал, что не может уснуть. И очень негодовал, узнав, что вы не у себя…

— Ваше высочество! — Сама не знаю, что погнало меня бегом через город. Я даже не стала переодеваться, побежала в дом первого принца. С чего бы вдруг, кажется? Он за мной следит, не доверяет, а я…

А я сердцем чувствую какую-то тайну. Оно болит, раз за разом пытаясь меня уверить, что это мой Ишель. И плевать ему, что это просто невозможно!

— Нагулялись, юная госпожа? — Цепей на Ли Шао Шене не было, как, впрочем, и верхнего ханьфу. Он сидел среди подушек в нижнем одеянии и выглядел…

— Это вы от злости устроили тут погром или просто с подушками воевали? — уточнила я, осторожно приближаясь. Ступать приходилось медленно, потому что пол был усыпан осколками посуды.

— Уронил поднос, когда почувствовал приближение приступа. — Шао Шень поджал губы и отвернулся, пытаясь скрыть досаду. Его слуги пустили меня в покои беспрепятственно, видимо повинуясь отданному ранее приказу. Не догадались, что именно сейчас его высочество не горел желанием меня видеть. Точнее, демонстрировать мне свою слабость и дурной характер.

Вон руки у него трясутся без всяких шуток, хотя он и пытается спрятать их за спину.

Что же это за болезнь такая? От которой его высочество страдает дважды в месяц — когда луна полная и когда ее вовсе не видно в небесах… Был бы вокруг тот мир, где я работала врачом на скорой, потащила бы парня сдавать анализы. А здесь… Здесь ведь есть еще и магия. Проклятия, даосские мелодии, полеты с крыши на крышу — одна часть меня, прожившая жизнь в насквозь материалистическом мире, закатывает глаза под лоб и не хочет верить. А другая… а другая привыкла еще в первый раз.

— Безобразие. Могли бы предупредить про новолуние. — Я расшвыряла подушки, в которые первый принц все пытался закопаться, как крот в грядку. — Да не дергайтесь, я не кусаюсь. В отличие от некоторых!

Он смотрел на меня как на нечто среднее между стихийным бедствием и нарушением закона о неприкосновенности тела принца. Полураздетый, в шелковой рубашке, со взлохмаченными волосами и мрачной решимостью ни за что не сдаваться. Даже под натиском собственной невесты.

— Ян Айри, — выговорил он сквозь зубы, напряженно отводя взгляд, когда я взялась за его запястье, — вы намеренно унижаете мое достоинство?