Я хмыкнул и пошел дальше, любуясь, как выставляют ровными рядами палатки, сделанные по римскому образцу из телячьей кожи. Одна на целый десяток. Сколько мне это обошлось, даже выговорить страшно, но дело того стоит. Мои воины посматривают на союзников свысока, а разноязыкий сброд, прибившийся к войску с целью совместного грабежа, пялится на лагерь с нескрываемой завистью и восторгом. Их мир только что перевернулся с ног на голову, и в нем появились прямые линии. А когда союзники узнали, что гадить на территории лагеря нельзя, пьянствовать нельзя, мочиться в реку нельзя, и жечь дома горожан для повышения собственного настроения тоже нельзя, их мир перевернулся еще раз. А уж вода с уксусом и вовсе выбила из колеи даже самых стойких. Обычное ведь дело, когда армия доходит до места битвы, потеряв четверть личного состава. Потом в битве гибнет процентов десять, а на обратном пути мрет еще треть из уцелевших. Стертые ноги убивают больше воинов, чем вражеские стрелы. Оставшиеся в живых герои, истомленные ранами, голодом, кровавым поносом, простудой и укусами скорпионов, добираются до дома и хвастаются до конца жизни, показывая стонущим от зависти внукам свои трофеи. А трофеи-то о-го-го! Всем соседям на зависть! Хороший когда-то нож, за долгие годы сточенный в шило, прогоревшая до дыр бронзовая жаровня и бусы из мутного стекла, что болтаются по праздникам на шее старухи-жены. Больше и не осталось ничего. Взятая как доля в добыче рабыня померла в родах, расписные горшки побили, ткани сносили до дыр, а все съестное сожрали еще по дороге. Зато повоевали от души. Такие вот они, войны Бронзового века…

— Город богатый.

Ко мне подошел Одиссей, который привел три сотни бойцов, собранных на Ионийских островах и на побережье Этолии. Диковатая публика, невежественная и жестокая. Им долго пришлось объяснять, для чего их наняли, но понимали они с трудом.

— Держи парней, — сказал ему я. — Чтобы ни один дом не тронули. За город я из своей казны выкуп дам.

— Да я им сказал уже, — поморщился Одиссей, который убил на объяснения немало времени. Пришлось заставить кое-кого клятвы богам принести, по-другому этим отморозкам веры не было.

— Дома порядок навел? — спросил я его.

— Ага, — ухмыльнулся Одиссей. — Виру мне эти сволочи уплатили. Но тут, знаешь, совсем не денежный вопрос. Даже таким серебром, как у тебя, не решить его. Тут моя честь задета.

— Наверное, на их дома разбойники ночью напали? — я понимающе усмехнулся, а Одиссей не сказал ничего и усмехнулся тоже.

— Скажем так, — ответил он. — Боги покарали их. Парни с Крита хотят потом в Египет наведаться, — как бы между прочим, произнес Одиссей и вопросительно уставился на меня.

— Если нужен мой совет, — ответил ему я, — не ходи с ними. Не вернется ни один. Великий царь хорошо стережет проход в Дельту.

— Так и подумал, — вновь оскалился Одиссей. — Я вообще считаю, что вся эта возня закончится только тогда, когда всех буйных и голодных перебьют.

А ведь он прав, — подумал я. — Он уловил самую суть происходящего! Пока не утилизируется лишнее население, которое поперло со своих насиженных мест, ничего не закончится. Чудовищные толпы фракийцев еще нужно будет остановить, иначе они смоют железной волной и Микенскую Грецию, и Малую Азию, на столетия затоптав робкий огонек цивилизации. Год за годом придется перемалывать пограничным войскам племя за племенем, пока не наступит шаткое равновесие, и количество еды не сравняется с количеством едоков.

Одиссей уже давно ушел, а я смотрел, как подходит один корабль за другим, выгружая гомонящие толпы крепких горластых парней. Мы устраиваемся здесь капитально. Целая сотня с железными топорами пошла рубить лес. Лагерь, расположенный на остром мысе, будет отсечен частоколом по всем правилам, иначе первая же серьезная вылазка лишит нас кораблей. Ветераны, пришедшие сюда из-под Трои, не дадут соврать.

— Чего тебе? — спросил я Рапану, который мялся неподалеку, не решаясь прервать мои размышления.

— Мне как поступить прикажете, господин? — спросил купец, караван которого прошел сюда под нашей защитой.

— Идешь отсюда в Пер-Рамзес, — сказал ему я. — Продаешь товар, а потом все зерно и золото везешь прямо сюда. Тут ведь на три дня пути ни зернышка не найти. Один рейс ты делаешь смело. Второй уже надо будет смотреть. В конце лета первые отряды «живущих на кораблях» должны пойти отсюда в сторону Дельты. Тебе нужно попасть к визирю, чати. Делай что хочешь, но добейся встречи с ним.

— Сиятельный Та — родственник самого царя, — поежился Рапану. — Тяжело будет, господин, но я попробую. Тесть мастера Анхера пока что благоволит мне. Я и в этот раз повезу ему подарки от дочери…

— Добавь от себя, — сказал я подумав. — Подари ему серебряный кубок. У этих чудаков серебро немногим дешевле золота. Он в обморок от счастья упадет.

— Хорошо, господин, — ответил Рапану. — Как думаете, сколько времени продлится осада? Город крепкий. Если зерна накопили и чернь выгнали, тут можно и пару лет просидеть.

— Осада? — фыркнул я. — Кто тебе сказал про осаду? Задержись на пару дней, Рапану. Тебе будет что рассказать сиятельному Та…

— А ведь по восточному берегу можно даже зимой в Египет ходить, — мечтательно протянул Рапану, вытянув губы еще сильнее, чем обычно. — От самого Угарита до Пер-Рамсеса и Таниса! Только вы сделайте милость, господин, города северного Ханаана смирите. Уж больно разбойный народ на тамошнем берегу окопался. Одна Уллаза(1) чего стоит.

— Смирим, — рассеянно обдумывал я новые перспективы. — Непременно смирим. Если даже зимой плавать можно будет… На кой-мне разбойники прямо у порога? Это ведь теперь мой дом, Рапану. И твой тоже. Главное, при штурме не перестараться…