Два десятка грязных, голодных, бесконечно уставших мужиков шли по пропитанной кровью и нильской водой земле. Совсем недалеко, впереди, слышались крики и звон оружия. Там бьются их братья, и еще тысячи воинов, говоривших на разных языках.

— Наших вижу! Вон Гелона шлем! — восторженно завопил один из гребцов, но радоваться было особенно нечему. Родня, плывшая на втором корабле, отступала вместе с сотнями других бедолаг, теснимая меченосцами явно нездешнего вида. У египтян не растут бороды, и они не носят рогатых шлемов.

— Дядька! — заорал Тимофей. — Ты живой, старый хрыч! Держись там! Мы к тебе идем!

Что сделают два десятка там, где уже полегло две сотни? Да ничего не сделают, но афиняне, воодушевленные видом родни, бросились вперед, забыв про усталость и раны. Они нашли своих, и что будет дальше, пока не понимали. Да у них и времени не было особенно подумать об этом, ведь жуткие изогнутые мечи(1) неумолимо опускались на тела их братьев, отсекая руки и головы.

— Племянник! Живой! — хрипло ответил Гелон, с трудом отбив щитом удар хопеша. — Прости, не поверил тебе! Если выберемся, без разговоров под твою руку пойду. Нет надо мной милости богов. Не гожусь я больше в вожаки.

— Не до того сейчас, дядька, — ответил Тимофей, отрубив кисть шардана вместе с оружием.

— Парни! — крикнул Гелон, пронзая насквозь воина из второго ряда. — Возьмите меч! Нечего доброй бронзе пропадать.

Воющего от невыносимой боли гвардейца, зажимавшего кровоточащее предплечье, ткнули копьем, а хопеш оказался в чьей-то мозолистой руке. И он с новой силой заходил по щитам бывших хозяев, кроша их в щепки.

— Сомнут нас! — крикнул Тимофей, который обстановку понял сразу же. — Уходить надо! Дядька! К реке уходить надо! Слышишь?

— Да слышу я! — сипел Гелон, отбиваясь сразу от двоих копьеносцев, которые пытались достать его в лицо. У них вот-вот получится, ведь их враг немолод, и ему все сложнее поднимать щит.

— Сейчас подсоблю! — прохрипел Тимофей, срубив мечом верхушку щита одного из копьеносцев, досаждавших дядьке. Египтянин взревел в бешенстве, но упал с размозженной головой. Это постарался Главк, который с утробным уханьем поднимал и опускал свою дубину.

— Чего тебе копьем не бьется? — в который раз спросил Тимофей, когда ему на лицо опять брызнуло чем-то горячим и красным.

— При-выч-ней так! — ответил Главк, на каждый слог опуская палицу вниз.

Не всякий щит держался под его ударами. Только такой, где дерево оклеено воловьей кожей и покрыто сверху бронзовыми пластинами. Именно его Главк пытался сейчас разбить, и у него ничего не выходило. Тогда он сделал выпад в лицо, а сам увел дубинку вниз, раздробив египтянину щиколотку. Тот упал и завыл, продолжая орать от боли, пока его попросту не затоптали свои же, продолжавшие теснить строй северян. Впрочем, строем это было назвать сложно. Египтяне шли, сомкнув щиты, а вот их противники бились сами по себе, развалившись на племена и рода. Они ведь зачастую даже не понимали речи друг друга. Они просто пришли сюда, потому что корабль застрял в узкой протоке.

— Сзади! — раздался обреченный вопль. И столько было в нем безнадежной тоски, что Тимофей обернулся и выругался, поминая всех богов, каких только помнил. Их окружали. Свежие сотни египтян поднимали щиты, а черные как смоль нубийцы тянули к подбородку тетиву луков. Пришельцам не дадут уйти. Они все останутся на этом поле.

— Главк! — заорал Тимофей. — Прикрой! К реке пробиваемся!

И он пошел прямо сквозь вражеский строй, рассыпая удары во все стороны. Все свои силы парень выплеснул в безумной пляске, не помня ничего, кроме мешанины разноцветных пятен и брызг крови. Он в чудовищном усилии прорвал пять рядов пехоты, а за ним клином пошли остальные, пробиваясь в тыл атакующей армии. Их осталось совсем мало. Тимофей, Гелон, Главк и еще десяток парней, что смогли вырваться из кольца, в котором силы северян таяли, словно снег на весеннем солнце.

Тимофей поднял голову, увидев нестерпимый блеск, и на мгновение застыл. Сам царь смотрел на него. Он оказался совсем недалеко, едва ли в полусотне шагов. Да и кто бы еще это мог быть, стоящий на колеснице, облитый золотом с ног до головы и окруженный роскошно одетой свитой. Тимофей заорал истошно и показал живому богу полруки, рубанув ладонью по сгибу локтя. Судя по всему, его отлично поняли, потому что к их отряду потрусили гвардейцы, окружавшие фараона.

— Красиво вышло, племянник! — ухмыльнулся Гелон. — Будет, чем парням в подземном царстве похвалиться. Уходите в заросли, а я останусь. Мой черед пришел умирать. Аид заждался меня. Я слишком долго оттягивал нашу встречу.

— Не оставлю тебя! — замотал башкой Тимофей.

— Проваливай отсюда, дурак! — рыкнул дядька. — И уводи парней. Я их задержу.

И он, с ревом подняв меч, бросился на бегущих к нему гвардейцев, развалив плечо первого из них вместе со щитом. Даже знатнейшие из воинов-пехотинцев не имели такой защиты, какая была у бывшего наемника. И Гелон воспользовался этим, дав бой целой полусотне. Он успел убить двоих и двоих ранить, оставаясь неуязвимым. Но чудес не бывает. Его взяли в кольцо, а потом поразили в лицо и в ноги, свалив на землю. Порыв Гелона был почти напрасным, но какое-то время для своих парней он выиграл. Слишком долго рубили и били копьями его бездыханное тело остервеневшие египтяне. Слишком долго ссорились они за его доспех и за статеры, найденные в кошеле на его груди. Египтяне чуть не передрались из-за добычи, а Тимофей и Главк успели уйти в заросли тростника. Остальные погибли, расстрелянные почти в упор подоспевшими лучниками- нубийцами.