Шрифт:
На центральном мониторе высветился IP-адрес и геолокация. Спальный район на азиатской стороне Стамбула. Хавьер молча сфотографировал экран.
— Теперь сотри все логи. О моём визите. И о её запросе.
Кемаль торопливо застучал по клавишам.
— Твой телефон, — приказал Хавьер.
Кемаль протянул ему смартфон. Хавьер пролистал его. Чисто. Он выключил аппарат и сунул в карман.
— Если кому-нибудь расскажешь, — Хавьер наклонился к самому уху Кемаля, — я вернусь не за пальцем. Я вернусь за тем, что в этой рамке. Понял?
Кемаль судорожно закивал.
Хавьер отпустил его и беззвучно вышел, оставив за собой сломленного человека в гудящей тишине своих серверов.
За восемь тысяч километров от Стамбула, в мире, где пахло только стерильностью и деньгами, Хелен Рихтер смотрела на лицо на экране. Это было лицо мистера Хендрикса, члена совета директоров Aethelred Consortium. Спокойное, ухоженное и абсолютно непроницаемое.
В офисе Хелен не было ничего лишнего. Как и в самой Хелен. Минималистичный, холодный, функциональный. Панорамное окно во всю стену, за которым расстилался ночной город — упорядоченный узор огней.
— …утечка подтверждена, — ровный голос Хендрикса лился из динамиков. — Актив проявил себя в Стамбуле. Это первая нитка. Если за неё потянут, распустится весь свитер. Проект «Шум» должен быть похоронен.
— Понимаю, — ответила Хелен. Её голос был таким же ровным.
— Последний раз, когда мы столкнулись с подобным… — Хендрикс сделал паузу, и Хелен знала, что он говорит о её отце. — …была проявлена излишняя сентиментальность. Это стоило нам очень дорого. Совет директоров не потерпит повторения.
— Повторения не будет, — отрезала она. — Протокол будет активирован.
— Хорошо. Действуйте, Хелен. Решите проблему.
Экран погас.
На мгновение идеальная маска дала трещину. Хелен закрыла глаза. Рука сама поднялась, и она с силой вжала ноготь большого пальца в подушечку указательного. Острая, заземляющая боль. Но она не помогла. Пульсирующий спазм уже зарождался за правым глазом. Тихий стук, набат, который слышала только она. Скоро он перерастёт в мигрень. Её личный, персональный шум.
Она ненавидела эту слабость. Напоминание об отце, который тоже страдал от мигреней. Он называл их «платой за совесть». Хелен предпочитала считать их побочным эффектом стресса.
Она сделала глубокий вдох, заталкивая боль обратно в тёмный угол сознания. Выпрямилась. Когда она снова открыла глаза, в них был только холод стали. Она нажала кнопку на селекторе.
— Марко, — её голос снова был твёрдым.
В маленькой кухне на другом конце города Марко Веронези посмотрел на экран своего планшета. Он как раз закончил мыть посуду. На экране появилось сообщение от Хелен: «Актив 7. Стамбул. Декомиссия. Протокол 4».
Марко вздохнул. Его взгляд упал на дверцу холодильника. Там висел неумелый детский рисунок. Жёлтое солнце и кривой домик. Подпись печатными буквами: «ПАПЕ».
Он осторожно провёл по рисунку пальцем. На секунду его широкое, покрытое шрамами лицо смягчилось. Затем он отвернулся. Лицо снова стало каменным. Абсолютно преданным. Не корпорации. Ей лично.
Он уже мысленно прокладывал маршрут для своей группы. Декомиссия. Обнуление риска. Он знал, что за этим стоит.
Хелен в своём офисе уже отдавала приказы.
— Статус по группе Гамма. Время на выполнение — девяносто минут. Сопутствующий ущерб — минимизировать. Свидетели — обнулить. Вопросы?
В динамике раздался спокойный голос Марко:
— Вопросов нет. Выполняем.
Связь прервалась. Хелен осталась одна в тишине своего кабинета, наедине с огнями города и нарастающей болью.
Старый «Фиат» дребезжал каждой деталью, пока Хавьер вёл его по ночным улицам Стамбула. Он ненавидел этот город. Слишком много людей, слишком много шума. Он вёл машину на чистых инстинктах, снова и снова прокручивая в голове последние недели. Паника в голосе Люсии. Его собственное раздражение. «Люсия, я занят. Давай позже».
Позже не наступило. Она исчезла.
Вина была кислотой в желудке. Топливом. Она гнала его вперёд, сжигая всё, что осталось от человека, которым он когда-то был.
Он свернул в тихий спальный район. Одинаковые пятиэтажки, тусклые фонари. Идеальное прикрытие.
Он увидел его сразу. Тёмный фургон без номеров, отъезжающий от подъезда нужного дома. Что-то внутри, отточенное в Могадишо и Кандагаре, дёрнуло стоп-кран. Опоздал.
Бросив машину, он бегом направился к дому. Сердце колотилось о рёбра ровным, сильным ритмом. Не от страха. От предвкушения.