Закрытые фонари, к слову сказать, никогда бы не оказались на этих машинах, если бы не Бонифатьич. Тот не только сумел где-то раздобыть и оперативно прислать в Барселону целых три сдвижных колпака от шестнадцатых, но и дозвонился до своего знакомого — местного заместителя Бога по технической части на отдельно взятом аэродроме Эль-Прат, что под Барселоной. Мастерские внезапно оторвались от сиесты и перекуров и буквально за день приладили девайсы к двум истребителям — с любовью и набором не нормативной испанской лексики.

Всей этой активности предшествовало большое, как выразился Лёха, «собрание партхозактива». Заседание авиационного начальства длилось больше двух часов и в основном крутилось вокруг вопроса «кто виноват и что делать», а закончилось тем, что Лёху с Васюком командировали на неделю в Барселону.

— В санаторий едем! На море, — ржал потом Лёха, поддразнивая наивного Васюка.

Хренов, как опытной менеджер из будущего, замутил полноценную «презентацию». Разложил нарисованный план перехвата разведчика — с графиками, высотами, маршрутами и стрелочками. Начальство сперва слушало, потом качало головой и переваривало, а потом, не моргая, уставилось на Лёху:

— Хренов… а где на передовой телефон ты видел?

— В смысле где? — растерялся Лёха, ещё не ощутивший на своём копчике настоящей окопной жизни и не очень готовый к современным ему фронтовым реалиям.

— Ты думаешь, пехота с передовой мечтает нам телефонировать и прямо так и рвётся нас извещать: «Видим вражеского разведчика, высота такая-то, курс такой-то»? У них там больше заняться нечем? Вот если их начнут бомбить — тогда, да, сразу услышишь вопли из штаба: «Где эти сраные, ленивые истребители?!»

— Эээ… а если там ПАНа посадить?.. — и, видя непонимающий взгляд, Лёха расшифровал: — Передового авианаводчика… Понял, молчу, — сдулся наш герой под ироничными взглядами старших испано-советских товарищей.

В итоге идея с «авианаводчиком» и звонками с фронта не взлетела. Но сам замысел мышеловки сочли достойным, и в приведённом к реалиям республиканской жизни плане, начальство на неделю усилило ПВО Барселоны Лёхой и Васюком, с наказом бдительно и неусыпно ждать звонка с аэродрома Лериды о проходе разведчика.

Ну а тут уже — прыжок в небо и вперед!

Мышеловку наладили, зарядили и привели в готовность.

Конец сентября 1937 года. Небо между Леридой и Барселоной.

Прошлый вылет выдался особенно нервным и запомнился Йоппу надолго.

Вначале всё шло как по нотам — моторы урчали ровно, самолёт плыл в холодной синеве, штурман изредка вполголоса давал поправки курса.

Пара истребителей с Лериды, вопреки всем законам аэродинамики и здравого смысла — очевидно, накрученная начальством до предела — начала перехват. Йопп тогда лишь усмехнулся.

Штурман со стрелком их откровенно проспали. И вдруг… Весь экипаж очнулся, когда республиканские «ишаки» подобрались непозволительно близко. Первым заорал стрелок:

— «Scheisse! Zwei Ratten von links unten!» (Дерьмо! Две «крысы» слева снизу!)

Йопп дал полный газ и его «Дорнье» нехотя, с натугой, начал набирать высоту. И вдруг — сюрприз!

Мимо кабины промелькнули раскалённые трассеры. В хвосте коротко бахнуло — ослепительно, будто салют в честь чужого успеха. Стрелок снова выкрикнул что-то непечатное.

Йопп проверил штурвал, педали… Самолёт не развалился, управление не заклинило. Но ему этого хватило. Без лишних раздумий он аккуратно развернул машину обратно. Барселона подождёт.

Внизу мелькнули два маленьких, яростных силуэта — обиженные, но бессильные что-то сделать.

В реальности повреждение оказалось смехотворным — аккуратная дырка в хвосте, будто кто-то пробил обшивку кулаком. И в штабе его не оценили. Барселона — главные ворота помощи из Франции — требовала свежих снимков. И Срочно.

И вот теперь они — снова в воздухе, снова над враждебной землёй, снова тот же проклятый маршрут.

Йопп внутренне сжался, как сапёр ожидая щелчёк взрывателя, пока «Дорнье» полз над Леридой. Штурман не издавал ни звука — словно боялся, что даже шёпот спровоцирует взлёт истребителей. Внизу медленно проплыл аэродром: взлётная полоса, два облупленных ангара, ржавые бочки у края лётного поля.

Ни движения. Ни бликов на стёклах взлетающих истребителей, ни вспышек выстрелов, ни привычной суеты на аэродроме.