Ну да, женская авария. Говорят, в такие дни у представительниц прекрасной половины человечества меняется настроение. Ладно, если она хочет побыть одна, он не будет настаивать.

– Хорошо, только подожди немного, я переобуюсь и верну тебе ботинки Бронислава Петровича. Или поднимись ко мне, если хочешь.

– Да бог с ними, с ботинками. – Алексей вдруг осознал, что у нее совсем измученный вид. Практически больной. – Потом отдашь. Алеша, ты только не обижайся, но мне сейчас срочно нужно уехать. Я должна проверить… То есть узнать… Неважно.

– Ладно, – покладисто согласился он и вылез из машины. – Тогда до завтра. Да?

– До завтра, – легко согласилась она и тут же тронула машину с места, даже не дождавшись, чтобы он закрыл дверь.

Зубов быстро захлопнул ее, покачав головой. Нет, когда он на ней женится, то обязательно проведет краткий курс лекций на тему безопасности дорожного движения.

Когда он на ней женится! Меньше месяца назад Алексей Зубов был уверен, что не женится никогда. И когда он впервые увидел Велимиру Борисову с этими жуткими дредами и фигуркой, болтающейся внутри чересчур широких штанин, он даже предположить не мог, что она займет такое место в его жизни. Ему не нравились женщины, способные ходить в широких штанах и собирать африканские косички в высокий хвост. Просто все они не были Велимирой Борисовой. Вот в чем дело.

– Я на ней женюсь. – Он произнес эти слова вслух, катая их на языке, словно пробуя на вкус.

Во рту стало сладко, словно он облизал ложку с медом. Бушевавший с утра и снова затихший было дождь припустил с новой силой. Зубов еще какое-то время постоял во дворе-колодце, задрав голову к небу, словно не чувствуя бьющих по лицу дождевых струй. В данный момент он чувствовал себя совершенно счастливым.

Он и сам не знал, сколько времени провел, замерев посредине двора, но потом все же пошел домой, стащил с себя одежду, кинул ее в стирку, бережно вымыл ботинки Бронислава Петровича, поставил их сушиться на предусмотрительно расстеленную в коридоре газету. Улыбнулся тому, что гораздо аккуратнее Олега Камаева.

Принял душ, делая воду все горячее до тех пор, пока не стало совсем невозможно терпеть, растерся жестким полотенцем докрасна, чтобы не подцепить простуду. Ни к чему она сейчас была, ой ни к чему. Есть не хотелось, поэтому, отбросив полотенце, голый Зубов дошагал до своего дивана и рухнул на него, подмяв подушку под голову. Через мгновение он уже крепко спал.

Разбудил его телефонный звонок. Зубову снился прекрасный сон, в котором они с Велимирой целовались под соснами на берегу Финского залива. Внутри сна Алексею было так хорошо, что просыпаться категорически не хотелось. Он зарывался в подушку все глубже, пытаясь удержать столь приятное сновидение, но телефон звонил, ввинчивая острые гудки внутрь черепной коробки.

Окончательно проснувшись и осознав, что звонить могут по работе, он рывком сел на диване и, не глядя на экран, схватил телефон.

– Да. Зубов. Слушаю.

– Алеша, Мира с тобой?

Он не сразу понял, что чересчур спокойный голос в трубке принадлежит Брониславу Петровичу. Такой голос бывает только тогда, когда человек очень волнуется, более того, он до смерти напуган. Алексей отнял телефон от уха и посмотрел на экран.

«Борисов Б. П.» – было написано там.

– Бронислав Петрович, это вы? Что-то случилось?

– Алеша, – монотонно повторил голос в трубке. – Мира у тебя?

– Нет. Мы попрощались… – Он снова посмотрел на экран, теперь определяя время. Половина второго ночи. – …в районе восьми часов вечера. Она привезла меня домой и уехала.

– Куда?

Зубов растерялся:

– Я не знаю. Я думал, что домой. Она сказала, что ей надо побыть одной.

– Почему? Вы поссорились?

– Нет. Мы не ссорились. Бронислав Петрович, что случилось?

– Мира должна была сегодня идти с матерью в театр. Но днем она позвонила и отменила поход. Сказала, что с Ирочкой произошло несчастье и ей надо поехать к тебе. Она пообещала матери, что вечером обязательно позвонит. Но не позвонила. Сначала мы не волновались, потому что она ведь к тебе поехала. Рядом с тобой с ней ничего не может случиться. Но когда мы вернулись из театра, я пошел вместо нее, так вот мы вернулись, и маме, Вере Афанасьевне, стало плохо. Мы вызывали скорую. У нее случился сердечный приступ. Впервые в жизни. Она никогда не жаловалась на сердце. А тут ей стало плохо, и она принялась твердить, что с Мирой что-то случилось. Оля позвонила ей, чтобы успокоить маму, но Мира не берет трубку.

Зубов снова тупо посмотрел на часы.

– Бронислав Петрович, сейчас половина второго. Она спит, скорее всего.

– Она бы проснулась от звонка. Она никогда не выключает телефон на ночь. Все-таки ее бабушка – уже пожилой человек, да и вообще. Она терпеть не может оставаться без связи. А тут мы не смогли дозвониться. Я, чтобы успокоить маму, сел в машину и поехал в город. Но дома ее нет, Алеша. Вот я и решил, что, может, она у тебя. Но ты говоришь, что ее нет.

Голос его упал до шепота. До Зубова стало доходить. Миры нет дома? Но где она может быть ночью? Они расстались более пяти часов назад. Куда она могла отправиться, если не домой?

– Она так и сказала, что ей нужно побыть одной? – спросил Бронислав Петрович.

– Да. Точнее, нет. Это я так решил. Мы должны были провести ночь у нее. Мы изначально так планировали, но потом она привезла меня домой и сказала…

Ч-черт, что же она сказала? Что ей надо срочно уехать, потому что она должна что-то проверить или что-то узнать. Да. Точно. Именно так она и сказала. Но что проверить? Что узнать? Идиот! Почему он не уточнил, что она имеет в виду? Почему не поехал вместе с ней? От ужаса, что за пять с лишним часов с Велимирой могло случиться что-то непоправимое, Зубов покрылся холодным потом.