Макс ускоряется, долбится в мой рот с громкими ругательствами, отчего я чувствую, как меня накрывает оргазмом. Из моих глаз текут слезы, когда Макс изливается мне в горло, и лавина невероятного удовольствия проносится по моему телу, когда я отпускаю себя следом за ним.

Сейчас пять утра. Вокруг так тихо. Тишину нарушает лишь шум волн, бьющихся у берега. Эми лежит на мне, пока наш гамак покачивается из стороны в сторону. Мы оба все еще обнажены после безумного секса, которым занимались всю ночь, и я прикрыл нас пледом, чтобы мы не замерзли.

– Люблю рассветы, – тянет Эми, глядя на ярко-розовую полосу, разделяющую темное небо и океан.

– Знаю. А я – тебя. – Целую ее в макушку.

Эммелин поднимает на меня глаза и улыбается. Тогда я целую ее в нос, а затем беру с подноса кусочек пирога с камамбером и грушей, который испек между раундами секса, и подношу к ее губам. Она откусывает и мычит от удовольствия.

– Люблю твою еду, – с набитым ртом произносит она.

– И это знаю. А я – тебя, – снова повторяю я и любуюсь улыбкой Эми.

– Люблю твой член, – улыбается она.

Смеюсь.

– Знаю. И он тебя, детка. – Целую ее в висок.

– Ты не можешь говорить за него, Макс, – кивает Эми со знанием дела.

– Могу. Он ведь часть меня. А так как я люблю тебя, то он автоматически любит тебя.

Эми широко улыбается.

Я наклоняюсь и целую ее в губы, сразу же скольжу между ними языком, наслаждаясь сладким вкусом груши на ее языке.

– Видишь, «Гугл» ошибался, – шепчет она мне в губы. – Я люблю тебя просто так.

– Но поездка на вертолете была хоть и слащавой, но все равно крутой, признай.

– Да. Но с лилиями ты облажался. И лебеди… Лучше бы вместо платья я решила сжечь их. Хотя я все же немного разбавила всю эту сахарную идиллию жарким сексом.

Усмехаюсь.

– Кстати, а где ты достал вертолет?

– Клэр, – пожимаю плечами.

Эми садится в гамаке, демонстрируя мне свою обнаженную грудь, и открывает от удивления рот.

– Она сказала мне, что не знает, что ты приготовил на этот вечер! Предательница! – негодует она, а я по-прежнему пялюсь на ее сиськи.

– Детка, ложись обратно, мне очень тяжело смотреть на тебя обнаженную. У нас больше нет презервативов.

– Кто берет на свидание маленькую упаковку?

– Очевидно, я? – фыркаю. – Вообще-то, я планировал долгую прелюдию, нежные прикосновения и ласки, а не минет на кухне и секс на столе.

– Ты планировал лебедей, сто одну розу и каких-нибудь саксофонистов, которые играли бы «Ай лав ю, бейби», пока мы бы уплетали лобстеров. После такого тебе бы вообще презервативы не понадобились, потому что я бы просто сбежала от тебя, – бубнит она, вызывая у меня смех.

Откусываю кусок пирога и снова притягиваю Эми к своей груди. Она устраивается на ней, обвивая мое тело рукой и ногой, и счастливо выдыхает. И я прикрываю веки, улыбаясь как идиот.

– Спасибо, что привез меня сюда.

– Благодаришь меня за секс? – фыркаю, за что получаю удар кулаком в плечо. – Кстати, горящие рукава тебе идут.

– Ну, спасибо, что вспомнил их, а не киску.

Я смеюсь и снова целую ее.

– Киску твою я тоже очень люблю.

– Ужасно. – Она морщится, и с моих губ срывается смешок.

Мы смотрим друг на друга, не произнося ни слова. И так понятно, что оба теряем голову и любим так сильно. Я глажу ее волнистые волосы, пока она лежит у меня на груди и улыбается.

– Макс… – шепчет она.

– Да, Лагуна?

Эми принимается водить пальчиком по моему прессу, и ее тело напрягается.

– До тендера всего неделя.

На этой фразе меня пробирает дрожь. Ведь после тендера она меня возненавидит. И эта мысль заставляет мое сердце ныть омерзительной болью. Словно его взяли в тиски.

– Да, – хрипло произношу, практически не дыша.

– Я рассказала о нас Эмбер. И думаю, мой отец тоже догадывается. Той ночью… когда мы… ну… в первый раз… – Она прикусывает губу, и я нахожу это очень забавным, учитывая то, насколько она раскрепощенная в постели и какая застенчивая, когда говорит о сексе. – В общем, отец видел, как ты вылезал через окно.

– И что он сказал?

– Чтобы я была осторожна. – Эми шумно выдыхает, а затем приподнимается на локте и устремляет на меня взгляд. – Не разбивай мне сердце, ладно? – Ее голос срывается на шепот.