— Ты не рада, — Доминик принялся заботливо поправлять одежду на ней, — А я-то думал, ты будешь искать встречи со мной. Забавно, но сегодня нас сама судьба свела. Я был уверен, что ты в это время стоишь на коленях на вечерней службе.

— Зачем? — с трудом шевельнула губами Элль. Каждый вдох требовал усилий, а вопросы всё множились, и она задала тот единственный, что набатом звучал в ее голове.

Доминик наклонил голову. Снова улыбнулся. Мягко и нежно — так казалось Элль раньше. Но теперь она ясно видела, что его глаза оставались безразличными, по-рептильи холодными, и от этого вся его гримаса приобретала вид хищного оскала. Стало мерзко. Элль скривилась и, к собственному удивлению, отшатнулась. Брови Дома дернулись вверх, но улыбка стала только шире.

— Поверишь, если я скажу, что соскучился? Я жить без тебя не могу, — пророкотал он и дернулся вперед.

Элль перехватило дыхание, когда его рука оплела ее талию, останавливая падение. Светлые прямые пряди упали на ее лицо, губы Доминика оказались так близко, что Элль смогла рассмотреть корки сухой кожи. Захотелось отвернуться, но он все равно приблизился к ней так, чтобы дыхание щекотало кожу.

— Так хотела меня увидеть, а теперь бежишь? Ну, беги, милая Элли, — и прижался к ее рту своими губами. Голова закружилась от запаха табака и алкоголя. Элль уперлась в его плечи, пыталась оттолкнуть, но с каждым мгновением ее силы таяли, а хватка Доминика становилась все крепче, грозясь вот-вот раздавить, сломать позвоночник девушки одним движением.

Воздуха не хватало, перед глазами заплясали черные мушки, ворот платья врезался в горло. Элль впилась ногтями в плечи Доминика, но пальцы будто загребали песок. Она замотала головой, но рука Дома легла ей на затылок, не позволяя отвернуться. Черных мушек становилось все больше, пока они не заполонили собой все. Тело обмякло. Элль провалилась в темноту.

***

— Простите, дамы, — алхимик улыбнулся подошедшим девушкам. — Городская сумасшедшая.

Он указал в сторону пошатывающейся девицы. Та, запинаясь, шла дальше по мосту. Тонкие белые пальцы скользили по перилам, считывая каждую неровность. Мисс Сарма Тоуви выдала безупречную светскую улыбку и махнула рукой.

— Все в порядке, мистер…

— Для вас просто Дом.

— Тогда зовите меня Сарма. А это Аманда.

— Рад встрече, — молодой человек поклонился и приложил руку к сердцу. — До меня дошли слухи, что вам нужно любовное зелье, от которого ваш возлюбленный не сможет жить без вас?

— А до нас дошли слухи, что вы можете такое приготовить, — кокетливо улыбнулась Сарма.

Алхимик пожал плечами и похлопал себя по карманам.

— Как знать, как знать. Для начала ответьте, — он обернулся к Аманде. — На что вы готовы ради любви?

Заклинательница камня в землистого цвета мантии недовольно фыркнула и дернула подбородком.

— На всё, — отрезала она. Доминик улыбнулся.

— Тогда с вас пять сильверов. Добавьте в еду и хорошенько перемешайте.

С этими словами он вытащил из кармана флакон с розовой мерцающей жидкостью.

Аманда помедлила, но все-таки взяла флакон, так и не изменив своей недовольной мины. Бутылочка была совсем маленькой, ее запросто можно было принять за украшение или духи. Сарма уже отсчитывала монеты, украдкой улыбаясь в сторону подруги.

— Не забудьте пригласить меня на свадьбу, — улыбнулся алхимик, принимая монеты. Украдкой оглянулся через плечо, но Элоиза уже исчезла.

***

Улица ушла из-под ног. Мир перевернулся раз, другой, сжимая Элль до состояния комка оголенных нервов. Вспышками мимо проносились образы. Солнечные блики замелькали перед глазами, а желудок прижался к горлу. Элль вцепилась в перила — или ей казалось, что там были перила, — и умудрилась сохранить равновесие. Выпрямилась, борясь с нахлынувшей тошнотой, и осмотрелась.

Впереди тянулся длинный, выложенный мрамором, коридор. По правую руку лили свет витражные окна. Они смотрелись слишком новыми рядом с пережившим века камнем. Проходившая мимо староста рассказывала стайке новичков, что во время революции витражи ручной работы вынесло взрывом, и позже их пришлось восстанавливать по архивным снимкам. В этот раз поставили зачарованные стекла, которые даже в самую пасмурную погоду могли отдавать накопленный в знойные дни солнечный свет.

Элль оглядела себя: черная мантия «Саламандр» сменилась студенческой — темно-синей, с нелепыми нашивками факультета. У нее, как и у всех алхимиков, была серая нашивка с колбой и пузырьками, криво посаженная на чары. Элль помнила эту мантию — она сдернула ее с бельевой веревки в паре кварталов от съемной квартиры. Рядилась студенткой и приходила на лекции вольной слушательницей.

— Потерялась? — кто-то придержал ее за локоть.

Элль обернулась, и наткнулась на взгляд, горевший веселыми искрами серебра. Молодой человек нависал над ней и умиленно улыбался, как будто нашел прибившегося к мусорным бочкам котенка. Он перехватил книги так, чтобы одна рука осталась свободной, и спросил:

— Куда тебе? Я тут все знаю.

— На лекцию, — ответила она первое, что пришло в голову. Он был так близко, а его взгляд так беззастенчиво блуждал по ее лицу, что хотелось закрыться, сжаться, спрятаться. И все в груди и животе завязалось тугим узлом, будто он мог вскрыть ее одним движением и похитить что-то жизненно-важное, например, печень.