Вечером опять появились мужики и принесли стол, быстро накрыли его и испарились. Как же он не хочет, чтоб я общался с деревенскими! А Марфу ему не жалко?

Отпустил он меня ближе к ночи, когда все соседи разошлись, а телега была собрана.

Марфа ткнула мне на лавку под печкой и процедила, что выезжаем на рассвете. К лавке ничего не прилагалось, достойное место. Я положил под голову плащ и накрылся своим одеялом. Пахло пирогом. Испекла-таки.

На рассвете меня растолкал Алый. Впихнул в руки кружку с квасом, приличный ломоть лепешки и велел поторапливаться.

— Батя уже запрягает, скоро выезжаем.

Я выпил квас и потянулся к мешку. Кто-то в нем рылся. Хотя почему кто-то? Марфа и рылась. Искала что-то конкретное? Или собирала обо мне информацию, как об убийце?

Я перебирал в памяти содержимое котомки. Ничего примечательного в ней нет, кроме карты. Но если не знать, что карта меняет масштаб, то это просто карта без надписей, считай с дефектом. Хотя у меня же артефакты эльфа лежат. Но вряд ли она в них разбирается, она же не маг. Это могут быть и мои артефакты. Я маг, почему бы и не носить с собой полезные в лесу артефакты.

И тут я понял, что есть доказательства моего вранья. Согласно моей красочной истории, Ирадиила разнесло на кусочки при взрыве, а у меня не только лежит его кругляш с цветочком, но без единой капли крови.

Выйдя из дома я лицезрел весёлого Алого, предвкушавшего приключения; степенного Керна, поправлявшего сбрую; и склонившийся к земле зад Марфы, красноречиво указывающий мне на моё место. Дорога обещала быть занимательной.

Деревенские сидели по домам, а противоположные лесу ворота были гостеприимно распахнуты. Мы молча выехали и двигались в тишине какое-то время. Лес горел. Полоса дыма расширилась и отдалилась.

Керн сидел на облучке. Марфа отдыхала на мягких шкурах. А вот у Алого были другие планы. Он пригласил меня на место рядом с собой в конце телеги. Подальше от матери. Мы сели лицом к удаляющейся деревне.

— Ярый, расскажи о магии, — с надежной в голосе попросил мальчик.

Ну и что ему сказать? Я ж ничего не помню. Пацан расценил моё молчание по-своему.

— Неее, ну что-то я знаю. Видел, как дед Милка разводит огонь. Он говорил, что огонь сам выбирает, кому служить, и только сильный духом может овладеть им.

Я почувствовал какую-то неправильность в прозвучавшем утверждении, и внутри меня что-то несогласно качнулось, как маятник, которого корёжит от несправедливых обвинениях в свой адрес.

— Что? — сразу вскинулся Алый.

— Огнём нельзя овладеть. Он свободен, — это виделось настолько правильным, что не могло быть иначе. — Его нельзя поработить, он даст сдачи. Ты пускаешь его в сердце, — я постучал кулаком по груди, — и сам становишься огнем. И чем больше ты с ним сроднишься душой, тем эффективнее сможешь обращаться. Это не мощь и сила, это понимание.

— Я не понимаю, — обиделся ребёнок.

Я спрыгнул с телеги и пошёл следом. Теперь мы смотрели друг на друга.

— Ты же охотник?

Алый кивнул.

— И на кого охотишься?

— На хряков в основном.

— Звучит опасно, — понятия не имею, кто такие хряки, но не говорить же об этом.

— Дааа, они резкие, — подтвердил мальчик. — Я готовлю для них ловчую яму и выставляю заборчиком колышки, чтобы они не прошли мимо.

— Вот! — я показательно поднял палец к небу. — Ты же не бежишь на хряка с вилами.

Алый прыснул от смеха.

— Конечно, я же не хочу, чтобы это была моя последняя охота.

Керн одобрительно хрюкнул.

— Вот! Хряк — это огонь. Ты не прёшься к нему напролом. Ты понимаешь, как с ним нужно обращаться, изучаешь, как он поведёт себя в той или иной ситуации. Ты же догадался расставлять колышки, чтобы хряк повернул в нужном тебе месте. И так же с огнем, его нужно изучать, чтобы понимать его суть.

— А какая у него суть? — выпустил Алый самонаводящийся вопрос.

— Твои варианты, — я развернул вопрос в его сторону.

— Разрушение, — он показал на горящий лес.

— Да? — я демонстративно поднял бровь. — А что будет, когда лес перестанет гореть?

— Нууу, там будет куча золы и обгоревших деревьев. Да ничего хорошего не будет, — уверенно закончил он. — Это общая беда, когда лес горит!

В последнем утверждении отчётливо проглядывался Милка убедительно толкающий речь поселянам. При этом в моем воображении дед стоял в красной рубахе, развивающейся на ветру, на балконе второго этажа замечательного дома и указывал рукой в сторону горящего леса.