Марко улыбается мне, я тоже отвечаю обаятельной улыбкой, за которой, как говорил отец, ничего не разглядеть. Когда мысли папы были еще ясными, и он был способен четко их формулировать, он замечал, что я могу лучезарно улыбаться в самый худший день своей жизни, и никто никогда не догадался бы, что за моей улыбкой скрывается что-то еще. Папа и мой брат Макс другие – они не способны скрывать свои эмоции. Склонны к проявлению как большого восторга, так и сильной ярости.

– Buon… э-э… добрый день. – Я пытаюсь придумать, что бы такое сказать своему круглосуточному стюарду, чувствуя себя неловко оттого, что я постоянно буду у него на виду. – Вы… вы очень добры к… – Добры к чему? Он лишь сказал: «Добро пожаловать». Что я вообще несу?

Действуй, Рори. Вежливо попроси его уйти, чтобы ты могла лечь в постель и… сделать что?

Выспаться? Я не устала. А за последние десять дней я спала больше, чем, вероятно, за всю свою взрослую жизнь.

Медитировать? Я уже выполнила обе запланированные на день двадцатиминутные медитации, одну утром перед выходом из ашрама и одну в машине по дороге на вокзал.

Поплакать? Я не из тех, кто любит плакать. Я бы хотела, чтобы это было не так, но я чувствую, что слезы запрятаны слишком глубоко, чтобы вырваться наружу.

– К вашим услугам поднос с закусками, – Марко учтиво показывает на еду, – если вы проголодались после путешествия. Кроме того, приветственное письмо. – Он указывает на стул. – Вместе с дорожным набором, халатом, тапочками и полицейским свистком.

– Полицейским свистком? – Я подхожу ближе и действительно вижу серебряный свисток на цепочке. – Для чего?

Марко улыбается.

– Полицейский свисток, – повторяет он, будто это все объясняет. Я киваю и подбрасываю свисток на ладони, рассеянно размышляя, стоит ли мне носить его как кулон. Это как на круизном лайнере, когда приходится участвовать в каких-то учениях? В конце концов я надеваю его.

Марко закладывает руки за спину и выпрямляется, немного напоминая статую, не хватает только пьедестала. Он милый, но прямо сейчас я бы предпочла футуристического робота-стюарда с искусственным интеллектом, вместо того чтобы вести светскую беседу с реальным человеком.

– Хотите, чтобы я распаковал ваши вещи, синьорина?

– Нет, – быстро отвечаю я. Я даже не постирала одежду, которую носила на ретрите. Я съеживаюсь, представляя, как Марко берет в руки одну из моих грязных футболок и с сомнением вешает ее на вешалку, обитую шелком. – Спасибо, но я справлюсь сама. В любом случае, распаковывать особо нечего.

Я со смехом показываю на свой потрепанный черный чемодан со сломанным колесом. Я все еще горжусь собой за то, что уместила все необходимое для продолжительной, в три с лишним месяца, поездки в Италию, в один чемодан. Хотя, надо признать, он, безусловно, выделяется среди багажа других пассажиров. Я наблюдала, как все это грузится в поезд: чемоданы и дорожные сумки без колесиков, обитые шелком и прочими непрактичными материалами, багаж с почти зловещим оттенком, как у представителей высшего класса на «Титанике».

– Может быть, приветственный коктейль? – предлагает Марко. – Хотите, я покажу вам вагон-бар?

Приветственный коктейль. Неплохая мысль. На ретрит-випассане не было алкоголя. Никакого мяса. Никакого секса. Никаких удовольствий. Предполагалось, что мы найдем блаженство внутри себя.

Я пока не нашла.

– Знаете, Марко, коктейль в вагоне-баре – это как раз то, что нужно.

Он сдержанно кивает и направляется к двери. Я снова оглядываюсь по сторонам, все еще восхищаясь этой декадентской комнатой. Комнатой, подходящей для романтики, если я хоть что-то в этом понимаю. Не могу поверить, что Джиневра отправила меня в подобное путешествие. Я словно попала в чей-то медовый месяц. Что ж, полагаю, это мой личный медовый месяц.

В ходе наших бесед Джиневра узнала, что мы с Нейтом когда-то мечтали вдвоем совершить такое путешествие: «Восточный экспресс» теперь не просто безостановочно летает между пунктами назначения, а делает ночные остановки. Поэтому Джиневра решила отправить меня в поездку вдоль западного побережья Италии, оплатив все расходы. Жест чрезвычайно добрый и безумно щедрый. Но когда мой взгляд возвращается к кровати, я не могу не думать о том, чем бы я могла заниматься на ней с Нейтом. Или с Габриэлем.

Боже, откуда взялся Габриэль? Он был мимолетным увлечением, напоминаю я себе. Мимолетное римское увлечение, легкое, как тирамису.

Так. Мы, вообще-то, собираемся в вагон-бар. Я предполагаю, что проведу там много времени, за столиком на одного.

Может, мне сначала переодеться? Привести себя в порядок?

Я чуть наклоняюсь, чтобы бегло осмотреть себя на зеркальной панели барной стойки. Мои волосы, обычно каштановые, сейчас выглядят как светлый ореол – с ума сойти, как быстро они выгорели на итальянском солнце. Раньше им были привычнее лампы дневного света, а не бесконечные прогулки по випассане. Кроме того, в великолепные весенние дни, до ретрита, я гуляла по Риму в свободное время, когда Джиневра писала и не нуждалась в моих рассказах. Разумеется, я загорела. Такого загара у меня не было с детства, когда я проводила лето, катаясь на лодке по озеру Орчард с Максом и моей лучшей подругой Кэролайн.