В последние бешеные дни и часы перед голосованием опытные политические обозреватели, включая Грили и Мурата Халстеда, делали прогнозы, что Сьюард будет номинирован, а силы Линкольна и лидеры делегаций Пенсильвании и Индианы предпринимали отчаянные усилия, чтобы объединить оппозицию. На этом заключительном, последнем этапе менеджеры Линкольна прибегли практически ко всем известным в политике уловкам. Они заполнили галереи сторонниками Линкольна, используя поддельные входные билеты; они подсадили людей с известной силой легких, чтобы они кричали по заранее подготовленному сигналу; и, что более серьёзно, они сделали предложения постов в кабинете министров людям из Индианы, Пенсильвании и, возможно, Мэриленда. Линкольн дважды инструктировал своих менеджеров «не заключать никаких договоров, которые могли бы меня связать», но Дэвид Дэвис, как говорят, проигнорировал эти предупреждения с комментарием: «Линкольна здесь нет, и мы не знаем, с чем нам придётся встретиться, поэтому мы будем действовать так, как будто ничего не слышали от него, и он должен это ратифицировать». [805] Эти манипулятивные действия впоследствии породили своего рода мифологию о том, что Линкольн получил номинацию благодаря резким действиям и беспринципным маневрам своих друзей. Этот миф был любопытно сопоставлен с контрмифом о том, что неизвестный Линкольн был номинирован благодаря прямому вмешательству Провидения. Эти две легенды о таинственных действиях Провидения и не менее тайных, но несколько менее загадочных действиях Дэвида Дэвиса соответствуют общему дуализму фольклора, в котором представлены альтернативные образы богоподобного скорбного человека и земного пограничного плута. Но на самом деле, несмотря на то, что борьба оказалась достаточно близкой, чтобы оправдать мнение о том, что многие мелкие детали могли сыграть решающую роль в результате, ничего особо загадочного в исходе не было. Что касается обещаний постов в кабинете министров, то они, конечно, были сделаны, но из этого не следует, что они сыграли решающую роль в получении делегатов. Уид, несомненно, делал подобные предложения, но они вряд ли стоили бы многого людям, которые не верили, что Сьюард может быть избран. Кроме того, проницательные политики обычно стараются получить как можно больше выгоды от согласия сделать то, что они уже решили, что сделают в любом случае. Тот факт, что обещания были востребованы и даны, не доказывает, что голоса были изменены.

В первом туре голосования Сьюард получил 173 1/2 голоса, из которых 134 были получены из Новой Англии и верхних районов Севера. Линкольн занял второе место — что свидетельствует о том, что разрозненная оппозиция уже концентрировалась в его поддержку, — получив 102 голоса, в том числе только в двух штатах, Иллинойсе и Индиане, которые твёрдо стояли за него. У Камерона было 50 1/2 , у Чейза — 49, у Бейтса — 48, и ни у кого больше 14. Во втором туре голосования Сьюард набрал всего 11 голосов, а Линкольн, получив большую часть поддержки Кэмерона в Пенсильвании, Колламера в Вермонте и Бейтса в Делавэре, набрал 79 голосов. На третьем голосовании Линкольн получил большую часть поддержки Чейза в Огайо, Бейтса в Мэриленде, Дейтона в Нью-Джерси и многих разрозненных кандидатов. В этот момент ему не хватало всего 1 1/2 голосов до номинации, и Огайо оказался быстрее других штатов, переключив четыре голоса, чтобы Линкольн стал номинантом. [806] Позже в тот же день сенатор Ганнибал Хэмлин, бывший демократ из штата Мэн, был выдвинут на пост вице-президента, чтобы сбалансировать билет как политически, так и географически. [807]

Историки постоянно подчеркивают тот факт, что Линкольн получил номинацию благодаря аргументу о доступности в стратегических штатах — аргументу, который использовали против Сьюарда одни, например Хорас Грили, потому что хотели победить его в любом случае, и другие, например Кертин из Пенсильвании и Лейн из Индианы, потому что искренне верили, что он не может быть избран и что они не могут быть избраны по одному с ним билету. Но мало кто из историков рассматривал вопрос о том, была ли эта вера реалистичной. Конечно, невозможно определить, как голоса, которые могли быть отданы за Сьюарда, отличались бы от тех, что были отданы за Линкольна, но попытаться сделать выводы из некоторых результатов выборов, возможно, стоит. В Пенсильвании и Индиане выборы губернаторов проходили в октябре, предвещая президентские выборы месяцем позже и увеличивая преимущество победившей партии в ноябре. В Индиане Генри Лейн получил 135 000 голосов против 125 000, а Эндрю Кертин победил в Пенсильвании 262 000 голосов против 230 000. [808] Оба голосования были достаточно близкими, чтобы внушить веру в то, что Линкольн, а не Сьюард во главе билета, имел решающее значение. В ноябре Линкольн получил дополнительное преимущество в виде разделенной оппозиции. Он победил в Пенсильвании с перевесом в 268 000 против 179 000 у ближайшего соперника и 209 000 у объединенной оппозиции. С таким перевесом Сьюард, вероятно, мог бы также провести Пенсильванию, вопреки прогнозам Куртина. Однако Линкольн выиграл три штата и часть четвертого с относительно небольшим отрывом: Иллинойс — 171 000 против 158 000 у его ближайшего оппонента и 165 000 у объединенной оппозиции; Индиана — 139 000 против 116 000 у его ближайшего оппонента и 133 000 у объединенной оппозиции; Калифорния — 39 000 против 38 000 для его ближайшего соперника и 81 000 для объединенной оппозиции; и четыре из семи голосов выборщиков в Нью-Джерси с 58 000 голосов против 63 000 за оппозицию, частично объединенную в единый билет. Благодаря этим незначительным победам Линкольн получил 32 из 180 голосов выборщиков. Без них у него было бы 148, у его объединенной оппозиции — 155, и выборы были бы перенесены в Палату представителей. Поскольку Линкольн, очевидно, получил много голосов умеренных, которые мог потерять Сьюард, и потерял очень мало голосов, которые мог получить Сьюард, есть все основания полагать, что чикагские стратеги были реалистами, считая Линкольна единственным настоящим республиканцем, который мог быть избран.

За выдвижением Белла и Линкольна в мае 1860 года последовало выдвижение Дугласа и Брекинриджа в июне. После этого страна перешла к странному четырехгодичному сочетанию беспорядков и организованных усилий, которое составляет американскую президентскую кампанию.

Как и положено выборам в Соединенных Штатах, кандидаты 1860 года представили избирателям выбор, который был более четким, чем обычно. По первичному вопросу различия, хотя и ограничивались политикой в отношении территорий, были ощутимы. Брекинридж выступал за защиту рабства на территориях со стороны Конгресса, Дуглас все ещё стремился найти способ обойти решение Дреда Скотта, чтобы жители территории могли определять статус рабства на местах, а Линкольн был намерен полностью исключить рабство на территориях. По второстепенным вопросам также наблюдалось более четкое разделение, чем обычно: республиканцы поддерживали защитный тариф и закон об усадьбе. Мало кто сомневается, что на определенном уровне эти второстепенные вопросы сыграли решающую роль в исходе выборов. Например, тариф, вероятно, сыграл важную роль в Пенсильвании. [809]

Но помимо «вопросов», по которым партии могут официально выбрать сторону, в президентских кампаниях иногда возникают проблемы, которых партии стараются избегать, просто потому, что нет возможности ими воспользоваться. В 1860 году перед выборами стояла огромная проблема — возможный распад Союза. Тысячи людей во всех частях страны ясно осознавали эту проблему, и, по сути, именно неотложность этого вопроса стала главным стимулом для выдвижения кандидатур Белла и Дугласа. Дуглас прилагал титанические усилия, чтобы сфокусировать кампанию на опасности для Союза. Но силы Брекинриджа ничего не выигрывали от привлечения внимания к тому факту, что при определенных обстоятельствах они станут дезунионистами; поэтому они настаивали на своей преданности Союзу — то есть Союзу на своих собственных условиях — и не смогли донести до избирателей, что кризис близок. Сторонникам Линкольна также было невыгодно указывать на то, что избрание их кандидата может привести к самой ужасной чрезвычайной ситуации, которую когда-либо видела республика, поэтому они постоянно замалчивали предупреждения о том, что кризис Союза близок. Они считали угрозы Юга блефом и относились к ним с насмешкой. Вместо того чтобы признать, что им, возможно, придётся либо допустить распад Союза, либо начать войну, чтобы предотвратить его, они смеялись над «старой игрой в запугивание и издевательства над Севером, чтобы заставить его подчиниться требованиям Юга и южной тирании». Джеймс Рассел Лоуэлл назвал угрозу отделения «старым мумбо-джамбо». Карл Шурц сказал, что Юг уже дважды отделялся: один раз, когда студенты-южане покинули Медицинскую школу в Филадельфии, а другой — когда конгрессмены-южане вышли из Палаты представителей после того, как Пеннингтон был избран спикером. Тогда, сказал Шурц, они выпили и вернулись; после избрания Линкольна они выпили две рюмки и снова вернулись. Газета New York Tribune насмехалась над тем, что «Юг не сможет объединиться для решения вопроса об отделении, как компания сумасшедших может сговориться выйти из бедлама». Сьюард, ведущий республиканский агитатор, заявил, что рабовладельческая власть «слабым и бормочущим голосом» угрожает разорвать Союз на части. «Кто боится?» — спросил он. «Никто не боится. Никто не может быть куплен».

Что касается Линкольна, то он ничего не говорил публично на эту или любую другую тему, но в частном порядке проявлял беспечность, которая встревожила известного журналиста из Огайо Донна Пиатта, который беседовал с ним по меньшей мере дважды во время предвыборной кампании и позже написал:

За четыре года до этого, во время кампании Фремонта, Линкольн прямо заявил: «Все эти разговоры о распаде Союза — просто глупость, не более. Мы не хотим распускать Союз, и вы не будете». Во время предвыборной кампании 1860 года он писал корреспонденту, что получил «множество заверений… с Юга, что, скорее всего, не будет предпринято никаких грозных попыток разорвать Союз. У жителей Юга слишком много здравого смысла и доброго нрава, чтобы пытаться разрушить правительство, а не видеть его управляемым так, как оно управлялось людьми, которые его создали. По крайней мере, я надеюсь и верю в это». [810]

Эта полная неспособность осознать, что Союз стоит на грани распада, была, по словам Аллана Невинса, «кардинальной ошибкой» республиканцев. С тактической точки зрения, возможно, было разумно, если не мудро, делать вид, что серьёзной опасности не существует. Однако тактика не требовала от них обманывать самих себя своим же притворством.

Теоретически целью политической кампании является обсуждение проблем и просвещение избирателей, так же как теоретически капитализм существует для поддержания конкурентной рыночной экономики. Но в обоих случаях цель участников сильно отличается от цели института. Участники избирательных кампаний стремятся завоевать голоса избирателей, даже замалчивая проблемы, как капиталисты стремятся получить прибыль, даже устраняя конкурентов. Добиваясь голосов, они знают, что при прояснении вопроса они, вероятно, потеряют часть поддержки и приобретут часть. Но когда они заменяют проблемы энтузиазмом, эффект для избирателей может быть почти чистым выигрышем. Как лучше историков понимают политики, большинство избирателей руководствуются не столько разумом, сколько эмоциями, групповой принадлежностью, искусственно созданным волнением, в котором они могут участвовать, и желанием быть отождествленными с властью, олицетворяемой человеком, который демонстрирует сильную и привлекательную личность. Поэтому успешная кампания может полностью исключить внимание к самому серьёзному вопросу дня, но она не должна исключать групповые мероприятия, возбуждение, стереотип победы и привлекательный образ кандидата.