Антирабовладельческая пресса сообщила о нападении на Самнера довольно точно, поскольку правда была достаточно разрушительной. Но, опять же, она максимально использовала это нападение в пропагандистских целях. В то время личные нападения были относительно обычным делом в большинстве стран Союза, но чтобы один член Конгресса избивал другого в зале заседаний Сената Соединенных Штатов — это было что-то новое, а то, что Брукс ударил Самнера, когда тот сидел, было грубым нарушением даже кодекса мужчин, которые считали личное нападение надлежащим способом ответа на личное оскорбление. Таким образом, поступок Брукса стал своего рода пародией на рыцарство, о котором заявлял Юг; соответственно, «цивилизация» Юга подверглась всеобщему осуждению в антирабовладельческой прессе. Когда многие южане впали в ошибку, защищая то, что они сами бы не сделали, только потому, что это было сделано с человеком, которого они ненавидели, их защита подтвердила самую серьёзную часть обвинений Севера — что дух Брукса был духом Юга. [371]

Но отношение к убийствам в Поттаватоми предлагает, возможно, наиболее показательный взгляд на высокоразвитую технику пропаганды.

В Канзасе было известно, что Джон Браун и его люди были убийцами Поттаватоми. Джон Браун-младший понимал это настолько ясно, что пережил острое психическое расстройство менее чем через сорок восемь часов после того, как узнал, что произошло на ручье Поттаватоми. Члены «Винтовки Поттаватоми» понимали это настолько ясно, что заставили Джона Брауна-младшего сложить с себя капитанские полномочия. Антирабовладельцы в округе были так глубоко потрясены этим поступком, что многие из них объединились с прорабовладельцами и провели собрание, на котором решительно осудили убийства и пообещали отбросить все секционные и партийные чувства и «действовать сообща, чтобы вычислить и передать преступным властям виновных для наказания». Роль Брауна в «резне» неоднократно упоминалась в газетах Нью-Йорка и Чикаго в течение месяца после этого события. [372]

Однако вскоре восточная антирабовладельческая пресса взяла верх и начала отрицать участие Брауна, порицать характер жертв, предполагать, что, возможно, никаких убийств на самом деле не было, [373] и фабриковать истории о том, что убийства были совершены в целях самообороны. [374] Газета «Нью-Йорк Таймс» впервые напечатала историю о резне в одиннадцати неприметных строчках, как пришедшую из газеты «Сент-Луис Репабликэн», и сочла её «столь же неправдоподобной, как и многие другие [истории], появившиеся в этом журнале». [375] Корреспондент «Нью-Йорк Трибьюн» с ловкостью использовал дикие черты преступления Брауна, чтобы оправдать его, утверждая, что изуродованное тело Генри Шермана свидетельствует о том, что его убили индейцы команчи и что сторонники рабства пытались свалить это злодеяние на вольноотпущенников. [376] Автор «Трибьюн» также очернил характер каждой из жертв, описал убийства как результат драки между вооруженными и равными по численности группами сторонников и противников рабства и добавил, благочестиво: «В газетах ходят ужасные истории, искаженные и представленные в ложном свете теми, кто заинтересован в их искажении». [377]

Во время убийства Поттаватоми конгрессмены Говард, Шерман и Оливер находились в Уэстпорте, штат Миссури, и проводили своё расследование условий в Канзасе. Они вызвали Джеймса Харриса, из дома которого Генри Шерман был вызван на смерть, и Харрис начал рассказывать некоторые факты. Большинство членов комиссии, состоявшее из двух антирабочих, остановило его на том основании, что «не будут приниматься никакие показания относительно актов насилия, совершенных после принятия постановлений, организующих эту комиссию». (Позже они не очень строго придерживались этого правила и нашли место для двух несмертельных актов насилия, совершенных сторонниками рабства). Однако член меньшинства, выступавший за рабство, представил письменные показания под присягой, в которые были включены показания, которые были подавлены. Среди них было заявление, в котором Харрис назвал «человека по имени Старик Браун» лидером армии Севера, состоявшей из восьми человек. Также были приведены показания вдов Джеймса Дойла и Аллена Уилкинсона. Шестнадцатилетний Джон Дойл дал показания о том, как на следующий день он нашел тела своего отца и двух братьев. Представитель Оливер добился, чтобы все эти свидетельства были опубликованы в объемной стенограмме показаний. Но Говард и Шерман не включили их в отчет большинства, который получил широкое распространение и стал арсеналом материалов для северной прессы. [378]

Сам Джон Браун был человеком, который всегда бесстрашно признавал все, что можно было неопровержимо доказать. В данном случае доказать это было бы нелегко, и он предпочел позволить своим друзьям отрицать своё участие, а сам ничего не сказал, разве что почти случайно заметил в одном из писем своей семье: «Сразу после этого нас обвинили в убийстве пяти человек в Поттаватоми» [379] как будто это обвинение не заслуживало опровержения. Его товарищи продолжали отрицать свою роль, пока Джеймс Таунсли, один из группы, наконец не решил высказаться, подтвердив в официальном заявлении, что он вел Брауна и его людей, и «что Джон Браун-старший действительно командовал партией и приказал убить Уилкерсона [sic], Дойла с двумя сыновьями и Уильямом Шерманом». [380]

Но это произошло только в 1879 году. За двадцать лет, прошедших с тех пор, по реке Поттаватоми протекло много воды. Кроме того, появилась и исчезла Южная конфедерация. К тому времени, когда Таунсли сказал то, что хотел сказать, это уже не представляло особого интереса ни для кого, кроме историков. Кровоточащий Канзас уже давно перестал кровоточить, и Джон Уитфилд давно получил ответ на свой вопрос о том, что будет делать Гораций Грили, когда это случится. Ответ заключался в том, что Канзас истекал кровью достаточно долго, чтобы служить целям Горация Грили.

В великой борьбе, бушевавшей на протяжении пятидесятых годов, Юг столкнулся с непреодолимым препятствием: в западном мире середины девятнадцатого века он пытался защитить огромную систему человеческого рабства. Вероятно, этот недостаток был неизбежен для общества, основанного на рабстве. Но в то же время южане страдали от других и ещё более пагубных препятствий, участвуя в сражениях за несущественные цели. В этих беспричинных конфликтах Юг одержал ряд побед, которые обошлись ему дороже, чем стоили. Такой победой стал Закон о беглых рабах. Другой победой стал Остендский манифест. Закон Канзаса-Небраски был третьей. Но ни одна из них не оказалась более бесплодной для прорабовладельческих сил, чем получение контроля над первым территориальным правительством в Канзасе. Когда Пирс покинул свой пост, люди в Канзасе все ещё боролись за контроль над территорией, но битва символов уже закончилась, и «обескровленный Канзас» был присужден общественным мнением антирабовладельческому делу как одна из самых решительных побед, когда-либо одержанных в пропагандистской войне.

В своей знаменитой последней речи, прочитанной в Сенате во время кризиса 1850 года, Джон К. Кэлхун сделал поразительный анализ «шнуров», которые удерживали Союз вместе. По его словам, эти нити были многочисленны и разнообразны, и некоторые из них уже лопнули от напряжения по мере того, как секции отдалялись друг от друга. Например, национальные церковные организации методистов, баптистов и пресвитериан уже разошлись под действием напряжения. Но другие связи продолжали держаться. [381]