Сколько вопросов крутилось у меня на языке! И почему я не задала их вчера! Слышал ли он вести из Фернделл-холла, нашего родового поместья, где мы оба выросли? Как дела у дворецкого Лэйна, у кухарки, миссис Лэйн, у их недалекого сына Дика, у более сообразительного колли Реджинальда? Как там деревенька Кайнфорд? Как поживают доктор Ватсон и миссис Ватсон, все ли хорошо у милой миссис Хадсон, хозяйки Шерлока, у которой он снимал комнаты, и с которой я имела удовольствие познакомиться в тот день, когда выкрала у брата свою брошюрку с шифрами? И, раз уж речь зашла о брошюрке — дорогой брат, что ты нашел в Фернделл-холле, когда осматривал мамину комнату? Что мама спрятала для меня за зеркалом?

У меня сжалось сердце, переживания тут же забылись, и в груди снова все закипело с удивительной силой, словно там извергался вулкан. Мой ум терзал один-единственный вопрос: оставила ли мама мне послание?

Казалось бы, вопрос совершенно непрактичный. Однако для меня в этот момент не было ничего важнее: я наконец осознала, почему так и не начала поиски мамы.

Почему не решалась с ней увидеться.

И какой дочерью я была: одержимой страхом.

Конечно, я понимала, что небезразлична матери, но сомневалась, захочет ли она меня видеть...

Не будь трусихой, Энола. Скажи это вслух. Или хотя бы про себя.

Глупо ли верить, что мама меня любит?

Но если она все же оставила записку в зеркале...

Весь день я мучилась этим вопросом, и он заполнил мой разум, поглотив все остальные мысли, как кипящая лава поглотила Помпеи. Откладывать больше не было сил. Меня будто жгло изнутри. Казалось, жизнь потеряет смысл, если я не получу хоть какой-нибудь весточки от матери.

Видите ли, десять месяцев назад, когда мама внезапно пропала на мой четырнадцатый день рождения, она оставила мне самодельную брошюрку с шифрами. Некоторые из них я разгадала, и они привели меня к небольшим тайникам вроде набалдашников на кровати и картинных рам, где я нашла приличную сумму денег, с помощью которых мне удалось избежать заточения в частном пансионе и уехать в Лондон. К сожалению, в первый же день в столице один головорез отобрал у меня брошюрку, а потом она попала в руки к Шерлоку. Я проникла к нему в квартиру и выкрала свое сокровище, но вскоре обнаружила, что брат оставил на страницах карандашные пометки. Как выяснилось, он раскусил орешек, оказавшийся мне не по зубам, — шифр на той странице, где мама нарисовала трехцветные фиалки:

Венчики трехцветных фиалок напоминали милые личики; возможно, именно поэтому одним из значений этого цветка было «мысли». Мама ласково называла их «анютиными глазками», а мне казалось, что они похожи на эльфиек с убранными в тугие пучки волосами. Два более темных лепестка наверху ассоциировались с высокой прической, а три светлых — с бледными изящными чертами этих мудрых древних существ. Если бы я не стала мудрить, когда увидела этот шифр, а всего лишь представила бы себе личики фиалок, то с легкостью прочла бы мамино послание и поняла, как оно зашифровано:

Если переписать буквы в три аккуратные строки, легко заметить, что они поделены на лепестки, как трехцветная фиалка — два, два и один, — только в последнем венчике их три: лицо эльфийки без изысканной прически. Если прочитать каждую группу из пяти лепестков по очереди, разгадать шифр не составит труда:

Мама спрятала что-то в дамском зеркальце или за коричневой бумагой, которая покрывала оборотную сторону настенного зеркала.

Сердечный покой Энола.

Что это — доброе пожелание? Или всего лишь очередная отсылка к анютиным глазкам? Ведь букет трехцветных фиалок — символ сердечного покоя.

Или мама не случайно выбрала именно фиалки? И этот шифр должен был привести меня к тому, чего я жаждала больше всего и чего так и не получила, — к письму от матери, которое содержало в себе объяснения, прощальные слова или даже — смею ли я надеяться — слова любви?

Я больше не хотела ждать; пора было выяснить, что там скрывалось.

Как только во мне забурлила решимость, слезы высохли на щеках, и я перестала мерить шагами комнату. Все еще в ночной сорочке и босая, я села в кресло, положила себе на колени дощечку для письма, смахнула с нее исписанные листы бумаги, взяла чистый и задумалась над тем, какое сообщение отправлю в колонку объявлений «Пэлл-Мэлл газетт».

Вот что я нацарапала:

Хм-м. Длинновато для послания, которое придется зашифровать.

К тому же мне не хотелось, чтобы Шерлок или Майкрофт его прочли — а они могли разгадать любой мой шифр.

Кроме одного:

Хризантема для меня обозначала маму, а с добротой на языке цветов ассоциировалась цинния, и сейчас мне пригодилась бы ее последняя буква: «Я». Из маргаритки — символа невинности — можно было взять восьмую букву, «Т». Из ландыша — «чистоты» — вторую, «А», а из василька — «простоты» — последнюю, «К». Получалось, что только самое начало послания — «Мама, я так» — выглядело следующим образом: