Изгиб гвоздя едва заметно царапал ограждение, а нижняя часть петли для крепления висела примерно на фут выше колеи. Я вонзил левый крюк примерно на шесть дюймов выше и на ширину плеч.

На этом этапе было бессмысленно беспокоиться о том, что нас так легко увидеть из дома. Всё, что мы могли сделать, – это просто продолжать идти, надеясь, что они нас не заметят. Другого выхода не было. Если бы я прошлой ночью попытался найти место для перехода сбоку или сзади дома, я бы оставил следы повсюду, которые кто-нибудь мог бы заметить этим утром, и мои отпечатки ботинок точно не были похожи на оленьи копыта. Даже если бы я смог разведать всё вокруг, я всё равно столкнулся бы с проблемой следов внутри дома. По крайней мере, фасад дома был испещрён следами ног и шин.

Ухватившись за оба бревна так, чтобы крюки приняли на себя вес моего тела, я просунул правую ногу в правую петлю и, используя мышцы правой ноги, чтобы подтянуть тело вверх и подтянуть руки, медленно поднялся над землёй. По мере того, как петля начала нагружаться, я услышал скрип нейлона, растягивающегося всего на несколько миллиметров, пока волокна распрямлялись.

Ворота и цепи загрохотали, когда конструкция сдвинулась под моим весом; я ожидал этого, но не так громко. Я замер на несколько секунд, наблюдая за домом.

Убедившись, что правая петля меня держит, я засунул левую в нижнюю часть той, что была примерно на шесть дюймов выше. Теперь я был в футе от земли, оставалось всего около сорока четырёх.

Я больше не смотрел на Тома. Отныне я собирался сосредоточиться на том, что делаю, зная, что он будет внимательно за мной наблюдать и знает, что от него требуется.

Я снова перенёс вес тела, пока всё давление не перешло на левую ногу и руку; теперь пришла очередь этой петли протестовать, впервые растянувшись на несколько миллиметров. Вытащив правый крюк, но не снимая ногу с петли, я потянулся и снова зацепил его за ограждение на шесть дюймов выше левого, снова на ширине плеч. Том был прав: это было похоже на Человека-паука, карабкающегося по стене, только вместо присосок у меня на руках были крюки, а на ногах – петли из нейлоновой стропы.

Я повторил это ещё дважды, пытаясь контролировать дыхание через нос, поскольку организм требовал больше кислорода для питания мышц. Я посмотрел вниз. Том смотрел вверх, наклонив голову против ветра.

Сначала я хотел набрать высоту и расчистить снежные заносы в проеме, затем пройти по ним влево и продолжить подъем около опорного столба.

Я не хотел, чтобы мы поднимались прямо над колеей, не только потому, что у ворот могли появиться машины или люди, но и потому, что чем выше мы поднимались, тем сильнее шумела ограда, которую мы качали под нашим весом. Я целился в первый из стальных столбов, к которым крепились секции решётки. Если бы мы забрались, зацепившись крюками по обе стороны от него, это предотвратило бы прогиб ограды и уменьшило бы шум.

Теперь я двигался вертикально влево, по шесть дюймов за раз. Ещё три шага спустя я оказался на самом заборе, на полпути к первой из трёх секций, обеспечивающих ему высоту. Ровный, без единого следа снег лежал в нескольких ярдах подо мной. До опоры оставалось ещё несколько футов, но я не хотел слишком отдаляться от Тома.

Остановившись, я посмотрел на него сверху вниз и кивнул. Теперь была его очередь играть и следовать моему маршруту. Он не торопился; раздался лёгкий хрюкающий звук, когда он перенёс вес на правую ногу, и я надеялся, что он помнит мои слова о том, что всё дело в мышцах ног, хотя это была ложь. Ему также понадобится немалая сила в верхней части тела, но я не собирался ему об этом говорить. Я не хотел отпугивать его ещё до того, как он начнёт.

Ворота двигались, и лязг цепей был слишком громким, чтобы это доставляло удовольствие.

К счастью, ветер дул слева направо, унося часть нашего шума подальше от здания.

Том так и не научился держать равновесие. Просовывая левую ногу в петлю, он начал разворачиваться вправо, заставляя себя влево, так что он снова уперся в забор. В голове уже играла клоунская музыка. Глядя на него из-под правой подмышки, я вспоминал все те разы, когда мне приходилось перелезать через препятствия или ходить по крышам с такими людьми, как Том, экспертами в своём деле, но просто непривычными к чему-либо, требующему большей физической координации, чем посадка в автобус или вставание со стула. Почти всегда это заканчивалось групповым сексом. Он выглядел так нелепо, что я не мог сдержать улыбки, хотя его некомпетентность была последним, что мне сейчас было нужно. На мгновение я подумал, что мне придётся спуститься к нему, но в конце концов он засунул левую ногу в петлю и сделал свой первый подъём. К сожалению, он был так нервен, что начал заваливаться влево, отпуская правый крюк от забора.

Том упорно трудился, пыхтя и кряхтя, пытаясь прийти в себя, но, как ни странно, траверс показался ему немного легче. Он всё ещё выглядел как мешок с дерьмом, но прогресс был налицо. Я не спускал глаз с цели, пока он шёл ко мне.

Поднявшись и перебравшись ещё несколько раз, я вскоре зацепил крюки по обе стороны от первой опоры. Массивный стальной столб был, наверное, около фута в диаметре. Я снова подождал Тома, который теперь, перебравшись на более жёсткую ограду, производил меньше шума. Ветер обжигал мою открытую кожу, пока я заставлял себя оглядываться. Сопли из моего насморка словно замерзали на верхней губе.

Спустя годы голова Тома оказалась меньше чем в ярде от моих ботинок. Под нами лежал глубокий сугроб снега, простиравшийся на пятнадцать футов до границы леса.

Теперь, когда у нас обоих было по крюку с каждой стороны опоры, всё было хорошо и надёжно. Оставалось только подняться вертикально и перебраться через неё. Вытаскивая по одному крюку за раз, я проверял гвозди.

Они выдержали это напряжение.

Том боролся так, словно это был Эверест: вокруг него клубились огромные клубы пара, он тяжело дышал, голова его двигалась вверх-вниз, пытаясь вдохнуть побольше кислорода. Под одеждой он, должно быть, сильно потел — как от давления, которое испытывал, так и от огромных физических усилий, которые он без необходимости затрачивал.