Как только я почувствовала контакт ледяной жидкости с кожей, мои глаза загорелись. Нос тут же наполнился ещё большим количеством соплей, и я почувствовала, будто задыхаюсь.

Пламя охватило всё моё лицо. Я осознавал происходящее, но был совершенно беспомощен. Мне ничего не оставалось, как позволить всему идти своим чередом.

Пока я задыхался и давился, чья-то рука снова засунула моё лицо в снег. Не было никаких команд, обращенных ко мне, и никакой связи между телами.

Фыркая и хватая ртом воздух, как задыхающаяся свинья, я боролся за кислород, пытаясь повернуть голову, чтобы рука не сжимала ее, отчаянно пытаясь очистить лицо от снега, чтобы иметь возможность дышать, но он не позволял мне этого сделать.

Удар ногой в живот попал мне между руками, которые, защищая его, обхватили его, и я наполовину закашлялся, наполовину вырвал слизь, скопившуюся во рту и носу. Пока я корчился от боли, Спрейман перевернул меня на спину, выгнувшись под рюкзаком.

Моя шея вытянулась, а голова запрокинулась назад. Я всё ещё задыхался, и сопли текли мне в глаза.

Кулак в перчатке ударил меня по голове, и моя куртка расстегнулась. Руки пробежали по моему телу и сжали карманы пальто. Они нашли запасной крючок, овощной нож, самодельный йельский пистолет. У меня отобрали всё, даже полароидную плёнку. Один из них всем своим весом надавил коленом мне в живот, и изо рта вырвало рвотой. Вкус и запах крепкого чая, оставшегося после поездки, наполнили воздух вокруг меня, выплеснувшись на снег. Я попытался поднять голову, чтобы откашляться, но меня швырнули на землю. Мне ничего не оставалось, как попытаться дышать.

К персонажу, стоявшему на коленях у меня на животе, присоединился тот, кто держал оружие справа от меня, и его ледяная, жирная морда ткнулась мне в лицо, впиваясь в кожу. Они просто стояли на коленях и ждали. Раздавались лишь их тяжёлое дыхание и моё хрюканье, как свинья.

Они знали, что мне конец, и просто держали меня в этом положении.

Насколько я мог разглядеть сквозь слезящиеся, болезненные глаза, они выглядели гораздо более обеспокоенными тем, что происходило у ворот.

Я понимал, что мне нужно оправиться от удара падения и брызг, прежде чем что-то предпринимать, чтобы выбраться из этого дерьма. Я смирился с тем, что физически не контролирую себя, но всё ещё контролировал свой разум.

Мне приходилось высматривать возможности сбежать, и чем быстрее я пытался это сделать, тем больше шансов на успех. В пылу событий всегда возникает неразбериха; организованность приходит лишь потом.

Я проанализировал увиденное. Все они были в белой зимней форме, у всех было одинаковое оружие, и все были хорошо организованы, и как минимум двое говорили по-английски с американским акцентом. Это была не Малиския, и дело было не в коммерческой разведке. Я начал чувствовать себя ещё хуже за свои перспективы и был страшно зол на Лив и Вэла, которые, очевидно, не всё мне рассказали. Я просто надеялся, что смогу отомстить.

Я думал о Томе и надеялся, что если он жив, то как можно скорее вернётся в реальный мир. Он пытался меня спасти. Попадание в яблочко крюком, вероятно, было скорее удачей, чем мастерством, но, по крайней мере, у него хватило смелости это сделать. Победа в бою не важна, главное – быть достаточно смелым, чтобы в неё застрять. Я ошибался насчёт него.

Пока я лежал, пассивно глядя на небо, я почувствовал, как что-то влажное и холодное растворилось на моих губах: первые тяжелые хлопья снега.

Несколько секунд тишины нарушил хруст снега, доносившийся со стороны пути побега Тома. Должно быть, это возвращались тела, преследовавшие Тома или забиравшие его тело. Я попытался посмотреть, но зрение было слишком размытым, чтобы что-либо разглядеть. Я лежал в своей яме, а они не подошли достаточно близко, чтобы я мог понять, поймали ли его. Если да, то он, должно быть, мёртв; я не слышал его и предполагал, что он будет страдать, если его подстрелят, или плакать, если его схватят, думая о возвращении в тюрьму.

Раздался лязг цепи, когда ворота распахнулись, но от тех двоих, что были рядом со мной, по-прежнему не было ни звука. Их молчание делало ситуацию ещё страшнее, чем она была.

Мы с Томом, наверное, были для них неким второстепенным событием, которого они не ожидали. Они, должно быть, прикрывали рты руками, пытаясь не расхохотаться, наблюдая за нашими попытками перелезть через забор, просто выжидая момента, когда мы будем наиболее уязвимы. Что бы мы ни пытались схватить, они тоже. Это меня очень напугало. Похоже, гонка велась не только с малискией.

В доме творилось что-то невообразимое. Входную дверь кто-то выбивал.

Затем я услышал крики, пронзающие ветер, мужские голоса, которые не могли принадлежать ни одной из команд. Эти голоса сопровождались пронзительным, жутким шумом.

Мои два новых друга всё ещё осматривались, и чего бы они ни ждали, они это получили. Мазлмен похлопал Спреймена по плечу, и они оба встали. Очевидно, пора было идти. Как только давление на мой живот ослабло, меня бросило на живот, лицом в снег, а левая лямка рюкзака перерезалась, и они затаили дыхание. Мою правую руку оттащили назад, отрывая от тела.