31) Именно в религиозно-лирическом отступлении между 4-м и 5-м отрезками (см. прим. 8 Б): « Танъгырдань истермень олъ сакласынъ », т. е. я молил Бога чтобы он сохранит мепя; далее («А иду я на Русь,) кеть-мкшь-тыръ имень:'уручь тутътьгмъ!» т. е. пропала (моя) вера: я соблюдал мусульманский пост.

32) «Во Индийской земли гости ся ставить по подворьемъ, а -Ьсти варятг, на гости господарыни и постели стелють и спять съ гостьми пштель бересепь, епкпшь илемез (-сень—ок шетель бере авратъ чек-(чок)—туръ а сикпшъ муфут (т. е. хочепгь... давай два шетеля, т. е. две мелкие монеты, не хочепгь..., давай одип шетель таково правило; баб много, а... даром), любять бт,лыхъ людей» (333,24-27); — «А въ немъ (в Келекоте) вс> дшнево.да кулъ-каравапгь Опсьярь хубь с!я» (т.е. невольницы очень хорошим ?черные)».

33) «Въ ИндЬй же '^ття чсктурт,, а учьюздуръ: епкишь плерсеш,—пкп пштель, акъчаны п.тя атырсень ?— алты шетель берь, булара достуръ; а кулъ-ка-равашъ учювъ: чаръ фуна.хубъ бепгь фуна - хубъ-е-С1я, (а) капкара апгъ чок хопгь (т.е. простгггутокъ много, и огат дешевы: хочепгь... — 2 хочешь сорить деньгами — 6 шетелей. таково пхъ правило; а невольницы дешевы: за 4 фуна — хорошая, за 5 фунов — хорошая черная; а черненькая маленькая очень приятна)» 337,16-18.

Н. ТРУБЕЦКОЙ

кптнн подумал, очевидно, по-русски, но вслух, конечно, не высказал. Описывая же эти идолы в своем «Хоженпи», он указывает на их непристойность по-татарски. 35) Другой раз, при виде могущества и военной мощи мусульманских правителей, победоносно воюющих с «неверными», у Афонасия Никитина мелькнула мысль, что, хотя с виду Ислам как будто помогает своим последователям, тем не менее, Бог-то знает, какая вера истинна, и какая неистинна. Опять такп, мелькнула эта мысль по-русски и вслух высказана не была, при изложении же своих воспомпнаний Афонасий Никитин высказал эту мысль по-персидски. 36)

Таким образом, фразы на восточных языках в «Хоженип» Афонасия Никитина имеют свою определенную смысловую сферу, связаны с определенным психологическим комплексом ассоциаций. 37) Но эта внутренняя смысловая сторона этих фраз доступна и открыта лишь самому Афонаспю Никитину и очень ограниченному кругу его читателей. Для большинства же читателей фразы эти лишены смысловой стороны и, в силу именно этой своей безсмысленности в соединении с своеобразием своей акустически - звуковой стороны, являются только средством повышения впечатления экзотичности описываемых в «Хожении» диковинных явлений, обычаев и событий.

Рассмотренные здесь формальные особенности «Хожения за три моря» Афонасия Никитина присущи исключительно одному этому памятнику. Но сравнивая «Хожение» Афонасия Никитина с другими памятниками древнерусской письменности, замечаем, что главные особенности, рассмотренные выше, встречаются — правда, в ином и менее развитом виде, — в определенной группе произведений, именно, — в древнерусских паломничествах.

Так, прием разграничения элементов динамически - повествовательного и статически - описательного, с помещением описания страны в середине, а повествования о путешествии из России и обратно — по краям памятника, встречается в большинстве русских

35) «А 1шыд буты ( т. е. идолы) нагы, н-Ьтъ ничего, котъ ачпкъ (т. е. задница голая)» (336 22); заметим, что в других местах Афонасий Никитин пазывает части тела своими (русскими) именами Оеа смущения.

36) «Маметь-дени иарея, а растъ дени Худо доноть (данадъ) ; (343,4-3).

37) «Восточных» фраз, несвязанных с этими комплексами, очень немного. Это — технические выражения, напр.: въ Курыли же алмазниковъ триста су-ляхъ микунтпъ (букв. дел. оруж. т.е. украш. оружие)» 343,26; «а иныхъ (обез,) учать базы микунптъ (букв, делает игру ,т. е. играть показывать фокусы) 335,9, «новаго же почка алмазу икньче кени сея же— чар.шешь кепи, а сипитъ — I <къ женка (339,14) (т.е. «...5 кени, черного же—4-6 кени а белого—1 тенка».— Не совсем понятно, почему прп описании священного города Парвата число паломников указывается по-персидски: «а ст.4;жжается... вевх* людей бисть а.юрв лекъ, вахте башетя сатъ азаръ яекъ (т. е. 20.000 лек_ а повременам бывает ЮО.ОООлек). Вероятно эти колоссальные цифры (в одном «леке» считается 100.000!), сообщенные браманами, показались Афонаспю Никитину настолько невероятными, что он не решился сообщить их по-русски.—В двух местах текст рукописи настолько искажен, что угадать смысл короткого восточного выражения невозможно: «...а моремъ четыре дни пти аростохоОа чотомъ (?)». 338,10 и «о моремъ четыре мюсяца аукиковъ» (339,23).

\.|,КК1111е ЗА Т1Ч1 МОРЯ

поломничеств, начиная с конца Х1У-го в. 38) Ни нп в одном ноломнп-честве это разграничение двух видов изложения и постепенность переходов от одного вида к другому не проведены с такой последовательностью и не разработаны с таким мастерством, как в «Хоженип» Афонасия Никитина.

Обычай начинать и кончать произведение молитвами был широко распространен в древперусской литературе и, в частности, в литературе паломнической. Но Афонасий Никитин разработал и этот прием совершенно оригинально, превратив религиозно - лирический элемент в средство композиционного членения своего произведения и в средство спайкп отдельных его частей, — чего ни в одном древнерусском паломничестве не наблюдается.

Прием перечисления географических названий (с указанием расстояний и дней пути) широко распространен в паломнической литературе, где он выполняет роль предельно - схематизированного заместителя динамического повествования о путешествии. Но Афо-наспй Никитин оригинально использовал этот прием для совершенно иных целей, именно для создания определенного экзотического звукового эффекта. 39) Поэтому он расширил самое применение этого приема, введя разные мотивировки перечисления географических пазванпй, далее, аналогичные роды восточных личных имен, наконец, безсмысленные (с точки зрения большинства читателей) фразы на восточных языках п т. д..

Наконец, мы виделп выше, что в некоторых частях своего «Хо-женпя» Афонасий Никитин применяет прпем несистематического, беспорядочного изложепия (мотивированного формой путевых заметок в 2-м отрезке и ничем не мотивированного в 3-м и 6-м отрезках). Тот же прием широко применяется и в паломнической литературе

38) В паломничествах более древних этот прием еще неизвестен. Старые новгородские паломничества (Арсения, ок. 1200, и Стефана ок. 1350) особенно поражают полным отсутствием повествования о путешествии. В соединении с почти полным затушевыванием всякого автобиографического элемента, это превращает эти паломничества почти в каталоги или путеводители по святыпям, т. е. ослабляет их литературную действенность. Оригинальный опыт оживления паломничеств этого типа бил предпринят неизвестным (повидимому, тоже новгородским) автором «Бее*ды о святыняхъ Царяграда» (XIV в.). Здесь паломничество вставлено в рамку вымышленного рассказа о том, как какой-то царь при каких-то обстоятельствах (нам, к сожалению, неизвестных ибо начало рукописи утрачено) встретился с «Вонедннским» епископом и,' наслушавшись его рассказов о святынях Царяграда, отказался от своего царского достоинства и простым паломником отправился в Царьград. Описание святынь Царяграда, т.о. имеет Фому диалога, при чем, епископ расказывает систематично, а царь только изре;^ка подает ему малосодержательные реплики, композиционный смысл которых состоит в том, чтобы расчленить систематическое описание Царяграда на главы. Благодаря этому, паломничество, в данном случае, и без повествования о реальном путешествии перестает быть простым каталогом и приобретает «литературность». Однако, этот искусственный прием не привился.