Попытки изменения внешней стороны быта оправданы признанием его негодности, неудобства плп, по мнению «конструктивистов», "лишком большим количеством эстетических деталей. Художники, оытающпеся изменить быт, берут на себя тяжелую, неблагодарную задачу. Устранение незамечаемых нами теперь эстетических деталей з старых вещах делается за счет вещей новых, будто бы их лишенных. Но само отсутствие этих «эстетических» деталей в новых вещах ощущается нами острее, нежели их наличие в старых, и беспокоит несравненно больше.

Привычка делает свое; одно проникает в быт, другое в музей и по тем пли другим, возможно и не совсем справедливым причинам, считается искусством. Относительность последнего совершенно неопровержима. Не потому ли художники так полюбили старенькую мещанскую фотографию и особую кажущуюся неуклюжесть положений и поз так наз. «декаданса». Отсюда целый ряд картин, основанных на всевозможных напоминаниях, изменении пропорций и деформациях. Вещи, ничего не напоминающие, мертвы. Изменение пропорции, деформации, как всякое нарушение факта, без этого сравниваемою факта невозможно, и если каждая последующая картина является критикой предыдущей, то бытовые явления (не следует их ограничивать «жанром») в глубоком смысле этого слова служат критическим трамплином для создания художественного произведения.

И. Эренбург в своей книге «А всетаки она вертится» говорит о том, чтобы «сделать всех конструкторами прекрасных вещей, превратить жизнь в организованный творческий процесс и этим самым уничтожить искусство». Таких требований и услужливых предложений много. Не спорю с тем, что искусство, вошедшее в быт, перестает быть искусством. Если сделать всех «конструкторами прекрасных вещей», несомненно больше внимания будут привлекать те единицы, которые ухитрятся делать вещи уродливые. Формы искусства, вошедшие в быт, становятся частью обстановки и по отношению к искусству являются об'ектом годным для сравнения в порядке изменения своей условной структуры.

Удивительно верпо сказал как-то П. Н. Пунин: «Всякое изменение вида конкретности сопровождается обнаружением его живописных качеств». Произведение искусства остается таковым в силу

Р. ПИКЕЛЫШН

«сравнительного», если можно так выразиться, отношения к быту и гораздо выгоднее стремиться в музей, как собрание не бытовых ? явлений, нежели в быт, где успешный результат уничтожает само I искусство.

Можно оспаривать значение музейности вообще. Это дело другое. Но постольку поскольку традиции и культура никого не тяготят, об этом говорить не стоит. Упрощаться, проповедывать вандализм и новые машинные скифства незачем. Мы технически довольно хорошо устроены, и нет никаких оснований беспокоиться за слишком боль-1 шую тяжесть того культурного опыта, который мы в себе посим.! Провинциалу трудно переходить улицу столичного города, где ов боится быть раздавленным снующими направо п налево автомобилями. Горожанин это делает легко и незаметно. Швея во время шитья может болтать с подругой и кокетничать с приказчиком из соседнего магазина. Это не обременительно и не мешает труду. Наш организм постоянно приспосабливается к возможности новых единовременных действий. Ограничение их было бы для современного человека не облегчением, а дисциплиной. Цель всевозможных абсолютных методов, а в частности цель «уничтожения» искусства (как самостоятельной величины) и связанных с ним вековых предрассудков — помочь страждущему человечеству. Однако, до тех пор, пока ограничение рамок нашего восприятия есть дисциплина, режим —? лучше это страждущее человечество просто пожалеть.

Изменение быта происходит само собой. Настойчивость людей, его изменяющих, в конце концов понятна. Так, кажется, бывает всегда. Мебельное предприятие тратит значительную часть своих капиталов на рекламу. Непонятно только, зачем русские конструктивисты, изменяя быт, прикрываются знаменем искусства. Не в надежде ла при помощи тех же вековых предрассудков поднять цену мебели и свое собственное значение в глазах общества?

Р. ПиксльиыН

ОТКЛИКИ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ на резолюцию XIII с'езда РКП.

Минувшим летом на XIII всероссийском с'езде РКП была вынесена особая резолюция, касающаяся так называемого литературного фронта. Правящая партия решила несколько ослабить нажим на этом фронте, предоставив некоторую, правда очень относительную, свободу группам писателей, не входящим в круг покровительствуемых властью « напостовцев». До сего времени, кроме свирепой оффициальной цензуры, существовала другая — пожалуй, еще более жестокая, в виде «вольных» блюстителей пролетарской идеологии. Роль этих блюстителей хорошо известна всем читателям выходящих в России журналов. Достаточно вспомнить печальный и длинный спор Воронского с Лелевичем и конец «Русского Современника».

Теперь партия принуждена остепенить своих, в большинстве ' своем бездарных, литературных сподвижников. Делается это с целым , рядом боязливых оговорок, сквозь которые непривычному глазу трудно добраться до сути.

Приводим наиболее важные пункты резолюции и отклики на

нее ряда писателей, помещенные в № 8,9 и 10 журнала < Журналист».

\ Большая часть откликов принадлежит «попутчикам». Восторжен-

| ный тон «напостовцев» не следует принимать в серьез. Это явное:

1а1ге Ьоппе тше аи таиу;йз ]еи.

ЧТО ПОСТАНОВИЛА ПАРТИЯ

о художественной литературе.

(Резолюция ЦК РКП (б).

9. Соотношение между различ историческое право на эту геге-ными группировками писателем ионию. Крестьянские писатели по их социально-классовому пли должны встречать дружествен-социально-групповому содержа ный прием и пользоваться нашей нию определяется нашей общей безусловной поддержкой. Задача политикой. Однако, нужно иметь состоит в том, чтобы переводит! здесь в виду, что руководство в их растущие кадры на рельсы области литературы принадлежит пролетарской идеологии, от-рабочему классу в целом со нюдь, однако, не вытравливая всеми его материальными и идео из их творчества крестьянских логическими рессурсами. Геге литературно - художественных-монии пролетарских писателей образов, которые и являются не-еще нет, и партия должна помочь обходимой предпосылкой для влия-этим писателям заработать себе ния на крестьянство.