— А где же племянница-то ваша? Что-то не видно сегодня ни её, ни нянечку.

Я поджала губы и не ответила любопытной владелице доходного дома.

— Варвара Капитоновна, мы с вами договорились? — напомнила я, глядя ей в глаза.

Теперь настала её очередь поджать губы, вероятно, из-за того, что я проигнорировала её вопрос.

— Договорились, Фаина Андреевна, — сухо ответила она.

— Вот и ладненько, — улыбнулась я, — а я пойду, мне собираться надо, сегодня пригласили во дворец.

Зачем я это сказала, не знаю, вроде бы тщеславием никогда не отличалась, но так приятно стало видеть, как у Варвары Капитоновны «отвисла челюсть». Лицо женщины выразило крайнюю степень удивления, и мне показалось, что она даже дар речи потеряла. Сразу стало спокойнее, теперь она уж точно сразу доложит, если вдруг принесут письмо от похитителей.

И Анфиса Васильевна с утра не приехала с вещами. Тихон, отправленный узнать, что там в больнице, вернулся и сообщил:

— Анфиса Васильевна пока ещё проживает на территории больницы. Ей разрешили собрать вещи без спешки. Просила извинить, говорит, обжилась там, пока всё отсортируешь, сразу и не уедешь.

Я подумала, что резонно. Зачем пожилую женщину торопить? Действительно, столько лет жила при больнице, наверняка не так-то просто сразу всё собрать и перевезти.

«А у меня, когда я выписывалась, то один сундук был,» — пришла в голову грустная мысль.

Тихон также сообщил:

— Митрофан в себя приходил, но потом снова заснул. Я не застал его в сознании. Доктор сказал, что раз пришёл в себя, то значит, дело движется. Но наблюдать ещё нужно.

Где-то к середине дня я начала собираться к императорскому ужину. Надевать платье и изображать, что оно «высокое», потому что с этим ожиданием письма, я, конечно, же не съездила к Евдокии Жировой и не посоветовалась. Настроения не было никакого.

С одной стороны, казалось, вот сейчас зайду к императору, расскажу всё, да в ноги упаду, скажу: «Спасите, готова всё отдать, только помогите вернуть племянницу живой и здоровой». А с другой, а ну как всё испорчу?

Может, это и неправильно, может, мне надо было сразу идти к Аркадию Никифоровичу. Но что-то внутри подсказывало, что не надо. Я же не знала, кто за всем этим стоит. А вдруг это вообще глава Главного управления сыска?

Вот так и пойдёшь к Аркадию Никифоровичу, а тот к бывшим коллегам в полицию, и «тот, кто в тени» сразу обо всём узнает. Ещё и это странное письмо от Валентины Егоровны: «Мужу не доверяйте».

И вдруг меня как холодной водой окатило. А что, если Вышинский и есть тот, кто за всем стоит?

Ведь не просто же так приезжал он в Екатеринбург. И сам по себе он какой-то неприятный. Высокий, худой, с желчным лицом. Я вспомнила Валентину Егоровну, тихую и молчаливую, вдвое, если не втрое, моложе него. Вспомнила, какая она мне впервые показалась грустная, словно замученная.

Может, конечно, болезнь у неё, а может и супруг с ней как-то плохо обращается.

Мне стало страшно, тем более что выход у меня оставался, по сути, один.

Время до ужина во дворце, как ни тянулось в ожидании письма от похитителей, всё равно пролетело. И, вот, как только мне выезжать, письмо, конечно же, принесли.

Я взяла его с собой, села в карету, и подумала, что по дороге прочитаю. Короткая, чуть длиннее, чем первая, записка тоже была отпечатана на механической машинке на хорошей плотной бумаге:

«Фаина Андреевна,

рассчитываем на ваше благоразумие. Завтра в полдень, надлежит вам явиться в здание Коллегии Канцелярий, что на Университетской набережной, подъезд номер два. Там вас будет ожидать нотариус с подготовленными бумагами. В его присутствии вам необходимо будет подписать документы, подтверждающие, что вы добровольно и без принуждения передаёте землю. Нотариус обязан спросить вас, добровольно ли вы это делаете, и вы должны будете ответить утвердительно. Только после этого вам будет возвращена ваша племянница.»

— Ну что ж, — подумала я, — времени мне похитители почти не дали, но половина суток у меня есть

А карета моя уже въезжала на территорию Зимнего дворца.

А карета моя уже въезжала на территорию Зимнего дворца.

Сопровождал меня Тихон. Ещё по пути я поняла, что так и не отправила никого к графу Гореву, да и сама не съездила, так и не узнала, что там с Анной Мещеряковой. «Голова моя дырявая, — подумала я, — надо было всё-таки заехать к Аркадию Никифоровичу, вместо того чтобы целый день ждать письма от похитителей».

Мысли метались, и мне вдруг до боли захотелось увидеть Алексея Порываева. «Куда он пропал? Что произошло? Я уже не знаю, что и думать… Уж не завязан ли и он в этом?» — мелькнула щемящая грудь мысль.

«Так недолго и с ума сойти, — сказала я себе, глядя в окно, — а ведь я приехала в Петербург, чтобы спастись.»

Я вздохнула. Надеялась, что к императору меня сразу позовут и не придётся торчать на ужине. «Смысл какой мне с ними за столами сидеть? Я и родовитостью не сильно отличаюсь», — криво усмехнулась я.