— Звучит отменно, — сказала я.

Мне, конечно, очень хотелось заказать творожное пирожное, но я подумала, что творожники я могу взять с собой, а вот «абрикосовый язычок» очень бы хотелось попробовать. И я заказала себе «абрикосовый язычок», штабс-капитан взял блины с разными начинками, запивать вкусноту мы взяли сибирский чай.

Хотя мне очень хотелось кофе, но днём уже кофе не пили, поэтому я не стала нарушать традиции.

Пока мы ждали пирожное, Орлов не выдержал и начал извиняться:

— Простите, Фаина Андреевна, что наша недавняя встреча произошла при таких обстоятельствах. Я, право, не думал…

Мне так и хотелось добавить: «Вот-вот не думал. А надо думать иногда». Но я промолчала, ожидая, что он скажет дальше.

— Я получил приглашение в ваше имение на ужин от вашей матушки, но почему-то подумал, что вы тоже там будете, именно поэтому и приехал.

— Ужин… Да, Пётр Васильевич, — сказала я. — Вы меня, признаться, огорошили. Особенно тем, что ужин ваш сильно затянулся, — я намекнула на то, что если бы они действительно приехали на ужин, то, наверное, после ужина их бы уже не было.

Мы же с Полинкой прибыли ночью, а они всё ещё были там.

Штабс-капитан Орлов смутился и ещё раз попросил прощения. А я подумала, что, наверное, это хорошо, что у него есть чувство вины. И решила спросить его:

— А что вы слышали про происшествие в Петербурге?

У Петра сделалось изумлённое лицо.

— О каком происшествии вы говорите, Фаина Андреевна?

— Я о том происшествии, в котором погиб ваш сослуживец, ротмистр Диваев.

— Постойте… — Пётр нахмурился. — Ротмистр Диваев погиб при полицейской операции. Он был командирован руководством для задержания особо опасных преступников и пожертвовал собой.

Видимо на моём лице отразилось изумление вперемешку с недоверием, поэтому штабс-капитан добавил:

— Ну, мы военные, такое бывает.

Теперь уже моё лицо совершенно точно стало изумлённым. Я подумала: «Ну надо же… сделали из похитителя детей героя». И сделала себе мысленную пометку: уточнить у Аркадия Никифоровича, почему.

А вслух сказала:

— О, я не знала… Но это же произошло в Петербурге?

— Нет, что вы! — сказал Орлов. — Как бы ротмистр попал в Петербург отсюда?

— Значит, я что-то перепутала, — сказала я, лихорадочно раздумывая о том, не сказала ли я чего-то лишнего.

— Не мудрено, — пришёл мне на помощь сам Орлов. — Об этом очень мало информации, потому что операция была тайная.

Я грустно улыбнулась.

— Жалко господина ротмистра… А у него остались родственники? — спросила я.

— Да, конечно, — сказал Пётр Васильевич. — У ротмистра Диваева большая родня.

— А как это обычно происходит? — уточнила я. — Его родственникам отдают его вещи?

— Ну, как правило, — ответил штабс-капитан, — все вещи, принадлежавшие погибшему, запаковывают специальные службы, и они же отправляют их по тому адресу, который мы заранее указываем. Я, например, указал адрес своей матери: если вдруг случится что-то со мной, то матушка моя получит всё, что от меня осталось.

Я поняла, что таким образом я так и не приблизилась к архиву, и решила спросить в лоб:

— Пётр Васильевич, а я вот слышала, что у ротмистра Диваева был некий архив…

Как только я это сказала, Пётр Орлов сразу напрягся. Нет, выражение лица его не изменилось, но я увидела, как возле губ проявились скорбные складки, а глаза, до этого смотревшие на меня мягко и даже с поволокой, стали колючими.

— А вы откуда знаете про архив? — задал он мне вопрос.

«Ага, так я тебе и сказала…»

— Я не могу назвать вам свой источник, — ответила я вслух, — но хочу сказать только, что я заинтересована в его получении.

У штабс-капитана снова стало удивлённое лицо:

— Вот даже как! Не перестаёте вы меня удивлять, Фаина Андреевна.

Я широко улыбнулась и подумала: «То ли ещё будет, Пётр Васильевич… То ли ещё будет».

В этот момент нам принесли еду, и мы прервались, чтобы насладиться: я — прекрасным абрикосовым язычком, а штабс-капитан — блинами.

Абрикосовый язычок действительно оказался язычком из слоёного теста, щедро посыпанным ореховой крошкой и сахарной пудрой. А внутри были порезанные на маленькие кусочки ароматные абрикосы с нежным творожным кремом. Пирожное было тёплым, но не горячим, и за счёт этого казалось ещё нежнее. Пока я ела пирожное, я даже не замечала, что штабс-капитан смотрит на меня, пока он не сказал:

— Вы такая красивая, Фаина Андреевна.

Я чуть не подавилась, и решила перевести это в шутку:

— Пётр Васильевич, это не я красивая, это блины у вас очень вкусные.