Шрифт:
— Полно болтать, девоньки, — вдруг сказала Верхуслава. — Время сна подошло.
Агнеша кивнула.
— Скоро ты сама увидишь, какой здесь удивительный мир. Наверно сейчас тебе с трудом в это верится, но ты полюбишь его… А теперь, нам уж пора ложиться спать.
Девушка ей так ничего и не ответила. Они молча улеглись вместе спать на тюфяк, и Верхуслава потушила лучину.
Глава 5
Глава 5
Новенькая сидела у окна, грустно положив голову на сложенные на подоконнике руки и смотрела, как поднимается чужое солнце над лесом незнакомого мира, где волей Богов ей пришлось оказаться…
— Агнеша? — тихо позвала она, услышав снаружи шаги.
Девушка выглянула из помывочной, где сейчас замачивала несвежую одежу.
— Ау?
— Там кто-то пришел, — испуганно прошептала новенькая, указывая на улицу и боясь слезть с лавки, чтобы подойти к другому окну.
Агнеша отложила стирку и, вытирая руки о передник, пошла к дверям. Послышался глухой стук шагов по крыльцу.
— У него что три ноги? — испуганно спросила новенькая, присушившись к звукам.
Агнеша удивленно посмотрела на девушку и заливисто рассмеялась. Дверь в баню открылась и порог переступил седовласый старец в длинных светлых одеждах. Борода его мелко подрагивала, будто он сдерживал смех.
— А что, — произнес он на Солларском, приставляя резной посох к стене. — Пожалуй, можно и третьей ногой его назвать — заслужил.
Новенькая смущенно потупилась и стыдливо подтянула босые ступни, пряча их под широкими полами своей рубахи.
— Здравствуй, дитя! — мягко произнес он, подходя к ней ближе и усаживаясь на соседнюю лавку. — Мои имя Гостомысл, я — старейшина этой общины. Мне должно было к тебе наведаться раньше, прости уж старика за медлительность.
Агнеша тихонько выскользнула за дверь.
С приходом старца новенькая вдруг впервые за эти дни ощутила спокойствие. Она не ответила, настороженно поглядывая на незнакомца, но с души будто сняли один из навалившихся на нее камней.
— Ты назовешь мне свое имя?
Девушка медленно кивнула.
— Меня зовут Эфилия.
— Как прекрасный белоснежный цветок из священной рощи Соллары, — кивнул старец. — Скажи, Эфилия, ведомо ли тебе, что ты оказалась под небесами чуждого тебе мира?
— Да, — тихо прозвучало в ответ. — Я больше не вернусь домой? — Она неуверенно подняла взгляд на старца, и в глазах ее заблестела набежавшая влага.
— Увы, это так, — вздохнул Гостомысл. — Не в наших сила пока открывать двери в между мирами. Но в наших силах научиться жить в новом.
Девушка утерла побежавшие слезы.
— Но не думай, что ты теперь одна. Это не так, — мягко заверил ее Гостомысл. — Здесь живут твои соплеменники. Каждый из них прошел через то, что довелось пережить тебе. Ты не будешь одинока. Наша община — это наша семья. И ты теперь ее часть. Тебе есть с кем разделить и свое горе, и тепло воспоминаний о родине. И, если ты сумеешь его сохранить в своем сердце, то твои Боги услышат тебя и здесь.
— Как же они услышат меня из другого мира? — спросила она.
— Ты дитя своих Богов. Они всегда услышат тебя, — объяснил старец. — Но чтобы продолжать почитать их, мы возвели здесь святилище. Ты всегда можешь туда прийти.
— Спасибо, — прошептала Эфилия.
— Мне отрадно видеть, что для тебя это важно, — кивнул Гостомысл. — Дитя, как тебе думается: всяк ли человек должен быть частью какого бы то ни было рода?
— Как же иначе, — горько ответила Эфилия.
— Как я уже говорил, с самого твоего появления мы считаем тебя частью нашей семьи, — усы его дрогнули, скрадывая мягкую улыбку. — Но семья для нас не пустословие — все вы входите под мое крыло, все вы мои дети... Под ликами Богов я стал главой нашего рода. И каждого принимал в него через священный обряд, дабы Боги видели, что дитя не осталось сиротой в новом мире. Желаешь ли ты войти в него и встать под мою защиту?
Девушка растеряно смотрела на старца и не ведала, что ей ответить. Агнеша, за эти дни не единожды ласково называла ее новой сестрицей, говоря, что она здесь не будет одинока, что совсем скоро она познакомится с новой семьей. Но разве можно назвать семьей незнакомых людей? Как можно так скоро забыть своих родных и принять других?..
— Вступая в наш род, ты не отказываешься от своего, — словно, разглядев ее тяжкие думы, сказал Гостомысл, — а лишь делаешь его больше, как если бы ты вышла замуж. Ведь мужняя жена не отказывается от своих родичей, но становится частью семьи своего супруга, так?
Эфилия задумчиво кивнула.
— У всех должна быть семья. Твоя осталась далеко. Но здесь есть мы, — произнес старец.
В бане встала тишина. Слышно было, как девчушка задумчиво колупает старенькую столешницу, за окном раздавалось мычанье пасущихся коров, слышался шорох травы от гуляющего по земле ветра. Гостомысл не торопил девушку.
— Почему меня не выпускают? — спросила она вдруг.
Гостомысл провел ладонью по длинной бороде.
— А куда бы ты хотела? — спросил он.