Там на меня обрушился град новостей: скончался начальник отдела кадров, его еще не проводили в последний путь, а за это место уже идет борьба; сорокалетняя Дареджан родила двойню, вчера в парке секретарша обнималась с каким-то парнем… Я долго выслушивала эти новости и только на улице вспомнила, что забыла передать им приглашение. Хотя… успеется и потом.

Белая дверь была не заперта. Подвыпивший Заза, наверно, забыл ее закрыть. Я вошла: на меня пахнуло каким-то дурманом. Из комнаты доносилась тихая музыка. Я заглянула туда и обомлела: на диване сидела обнаженная Додо и курила, вперив бессмысленный взгляд в стену. В кресле сидел Заза, на шее у него был повязан женский платок. Он смотрел на меня и глупо улыбался. Он не узнавал меня. Наконец я поняла, какой именно запах стоял в квартире, и бросилась вон.

И зачем только я притащилась в этот дом! Приключений захотелось? Вот и получай! Нет, с меня довольно! Сейчас же, сию минуту я должна увидеть Гиви и немного успокоиться.

Я позвонила ему на работу и попросила прийти ко мне. Но Гиви сказал, что сегодня у него собрание, а вот завтра мы обязательно увидимся — в филармонии гастролирует какой-то ансамбль, билеты уже куплены. У меня окончательно испортилось настроение, и я пошла домой.

На таких концертах я забываю обо всем на свете. Я представляю, будто это я пою на освещенной сцене в красивом платье. Песня приносит мне самой столько радости, что дрожь пробегает по телу, и я счастлива. Раздаются аплодисменты. Мне подносят цветы, целуют руки. Кто-то из зрителей поднимается на сцену, и вдруг я вижу, что из-за большого букета ярких гвоздик мне улыбается Заза. Но почему именно Заза? Мысленно я сменила его голову, и теперь из-за большого букета ярких гвоздик мне улыбалось лицо Гиви. Да, пожалуй, так лучше.

В антракте мы вышли из зала, Гиви пошел за лимонадом. Кто-то окликнул меня. Это был Рамаз. Он подошел, и мы с ним расцеловались, как старые знакомые.

— Хочу хоть раз увидеть тебя при дневном свете — действительно ли ты так красива, или это только кажется? — Рамаз обнажил в улыбке ряд красивых зубов.

— Не заставляй меня краснеть, это не идет к моему желтому платью. — Я ни о чем не хотела спрашивать Рамаза, но с языка невольно сорвалось: — А Заза здесь?

— Заза? Нет, он сказал, что не совсем здоров.

У меня сжалось сердце. Может быть, он теперь один и ему плохо. И некому за ним присмотреть. Додо? За ней самой нужен уход. Кажется, он неплохой человек, и, может быть, ему нужна моя помощь. И если эта помощь доставляет мне удовольствие, то почему бы мне не помочь ему?

Утром Зазы не было дома. После обеда я снова зашла к нему. Он что-то рисовал.

— Пожалуй, я пойду, не буду мешать тебе.

— А ты не мешаешь. — Он протянул мне какой-то текст. — Прочитай и скажи, как бы ты все это оформила.

Я прочитала.

— Я бы нарисовала деревенский дворик, закат солнца и на берегу речки плакучую иву с лицом скорбящей матери.

— Гм, где нее там ива?

— Я ее представила.

— Вообще-то неплохо. Нарисую и это.

Он бросил карандаш и закурил.

— Это твои картины?

— Не все. Какие тебе нравятся?

Я показала.

— Это картины довольно известного художника. А это моя.

На картине было нарисовано множество странных лиц: смеющихся, плачущих, испуганных и злых. Все было перемешано на этой картине, и только по глазам можно было судить о характере их чувств.

— В деревне я видела человечков на надгробных камнях. Они похожи на этих.

— Дела мои пошли бы значительно лучше, будь у меня такие ценители, как ты. На этой картине… — И он вдруг замолк.

Но я уже разглядывала другое полотно: у подножия водопада стояла девчушка, она тянула вверх руки и смеялась. А вторая присела на противоположном берегу и сосредоточенно рассматривала свои ноги.

— Это хорошо. Чья она?

— Эта тоже моя, — продолжая рисовать, ответил Заза.

— Позавчера утром я была здесь. Дверь была открытой.

Он недовольно взглянул на меня.

— Да, тогда мне нездоровилось.

Этим он дал понять, что надо сменить тему разговора.

— А что мне теперь делать?

Он удивленно посмотрел на меня и улыбнулся.

— Садись.

И нужно же мне было задать такой глупый вопрос!

— Я хочу сказать, может быть, тебе нужно что-нибудь постирать или приготовить?

— Тебе что, делать больше нечего?

— Нечего.

Заза взял со стола кисть и начал чистить ее.

— Тогда раздевайся, а я буду рисовать. У тебя красивое тело.

Будто защищаясь, я скрестила руки и съежилась. Мне захотелось найти в его словах что-то непристойное, чтобы разом все оборвать и уйти отсюда. Но сказаны они были так буднично, словно он просил открыть окно. И все-таки я не сдержалась.

— Заза, ты за кого меня принимаешь?

Он улыбнулся.

— Ты мне сама сказала, что ты — Нино, но теперь ты больше похожа на Жанну д’Арк.

— Да, я Нино, а не Додо!

— Какая разница!

Меня бросило в жар от подобного хамства: неужели он действительно не видит между нами разницы?