Вместе с другими сионистами он пришел к заключению, что труд, начатый Герцлем, — заручиться поддержкой турок для фундаментальных потребностей сионизма, — может быть возобновлен в атмосфере свободы, либерализма и конституционной демократии. Он утверждал, что существуют условия для распространения сионистской идеи, и подчеркивал необходимость мобилизации сефардской общины для этой кампании. Сефардские евреи активно участвовали в революции, пользовались уважением и были в дружбе с вождями младотурок.

Он сам нашел активистов-сионистов в Константинополе и в Салониках; одним их его блестящих завоеваний было "обращение" двух еврейских членов парламента и Комитета Союза и Прогресса, Нисима Мацлиаха и Нисима Руссо. Равнодушные поначалу, на митинге с лидерами сионизма в Константинополе они объявили о своем "согласии с сионистской идеей" [99] . Еще один еврей — член Комитета, Кароссо, заявил в интервью с L'Ероса в Салониках, что после дискуссии с Жаботинским и Якобсоном "согласился с ними совершенно в отношении сионизма" [100] . Виктор Якобсон был постоянным представителем организации сионистов в Турции.

Словом, Жаботинский подготовил в Турции плацдарм для сионистской деятельности. Опираясь на плоды его работы и вооружившись его блестящими аргументами, русские сионистские лидеры решили убедить международных вождей в том, что в Турции следует развернуть политическую и пропагандистскую кампанию. Более того, они обязались собрать для этого предприятия необходимый капитал. Возглавить кампанию должен был Жаботинский.

* * *

В то время как это предложение обсуждалось между Санкт-Петербургом и Колоном (здесь находился Комитет по внутренним делам, возглавляемый преемником Герцля Давидом Вольфсоном [101] ), Жаботинский вернулся в Россию. Здесь он признался своему коллеге по "Рассвету" Арнольду Зайденману, что по-прежнему желает продолжить учебу. Зайденман посоветовал ему сдать на аттестат зрелости. Жаботинский, теперь уже двадцати восьми лет, принялся за это с азартом, получая истинное удовольствие. Он сдал все блестяще, за исключением одного предмета. Признанный всей Россией как столп ее литературы, он "чуть не провалил" сочинение по русскому языку [102] . В Константинополь он вернулся, имея формальное образование. Там он участвовал в Международном съезде сионистов, принявшем решение начать кампанию в Турции. Давид Вольфсон и Нахум Соколов (в то время секретарь организации) приехали из Колона, а Усышкин и Израиль Розов представляли российских евреев. Принятое решение осуществлялось с размахом. Было постановлено создать или приобрести сеть газет на нескольких языках. После ряда неудачных попыток она сложилась из ежедневной газеты на французском языке Le Jeune Turc под редакцией молодого турка из влиятельной семьи Джелала Нури Бея; сионистского еженедельника, тоже на французском, L'Aurore, редактируемого Люсьеном Сциутто; Il Judeo, испанского еженедельника, редактируемого Давидом Эльканава, и ивритского еженедельника а-Мевассер, в котором регулярно печатался живший тогда в Турции А. Хермони.

Был сформирован Комитет по вопросам публикаций для планирования всей этой кампании. В него вошли Жаботинский, Якобсон и Шмуэль Хохберг, русский сионист-ветеран, за двадцать лет жизни в Турции изучивший привычки и обычаи местного населения. Хохберг взялся за финансы и администрирование.

Решение сделать ответственным за редактирование Жаботинского, выдвинутое с энтузиазмом Усышкиным, Розовым и Соколовым, президентом было утверждено с неохотой. Сам Вольфсон с трудом выиграл президентство у Усышкина. Его обескураживал феномен молодо выглядевшего двадцативосьмилетнего вождя, не имевшего ни западной, ни даже русской университетской степени, и притом исполненного не столько почтения к величию президента Всемирной организации сионистов, сколько самоуверенности.

Вряд ли Вольфсон знал, какую материальную жертву принесет Жаботинский, заняв этот пост. 7200 франков в год (1450 долларов), предложенных ему, составляли малую часть того, что он получал, работая в России.

* * *

В автобиографии Жаботинский пишет лаконично: "Наша работа с евреями была успешной" [103] . Много лет спустя Хермони описал, чего добился Жаботинский, более детально. Его основной трибуной стала Le Jeune Turc, где он вел колонку редактора.

Поначалу это было для него нелегкой задачей. Он впервые писал на французском и не владел им в совершенстве. Сциутто, редактор L'Aurore, также отвечавший за язык и стиль Le Jeune Turc, правил статьи Жаботинского. Его статьи стали безупречными уже через три месяца. Сциутто сказал Хермони: "Жаботинский пишет на французском лучше меня". Жаботинский вскоре был признан "одним из самых знаменитых журналистов в Константинополе. Каждая его статья становилась событием в кругу газетчиков в Константинополе, его читали и перечитывали, цитировали, заражались энтузиазмом от его остроты, меткости и простоты", а престиж и влияние Le Jeune Turc выросли в глазах публики, прессы, парламента и правительства [104] .

Задачами Le Jeune Turc были: поддержка правительства младотурок, политики объединения Оттомании; охрана языка, культуры и религии

каждой общины; поощрение иммиграции полезных элементов — мусульман, евреев, — которые укрепят государство политически и экономически. Особо выделялась поддержка сионистского движения, способного принести Турции большую пользу: формирование Центра мирового еврейства на земле Израиля привлекло бы симпатии, финансовую и духовную поддержку евреев всего мира [105] .

Две другие газеты также оказались необычайно успешными; Жаботинский был неутомим в похвалах и Сциутто, и Эльканаве. Они вскоре начали оказывать влияние на еврейские общины по всей Оттоманской империи. а-Мевассер, для которого ивритский шрифт импортировался из Варшавы, охватывал, естественно, маленькую категорию читателей, но был высокого качества, так как его сотрудниками стали самые ведущие ивритоязычные писатели. Было напечатано несколько статей Жаботинского, вероятно, первые из написанных им на иврите.