Необходимость такой цели прекрасно чувствовали и Идельсон, и другие еврейские мыслители. В противном случае вся работа организации свелась бы исключительно к пропаганде практической деятельности в Палестине.

Предложение строить еврейскую национальную структуру на русской почве было, по существу, психологической параллелью интерпретации Нордау вопроса об Уганде как временном "пристанище на ночь": поскольку политический путь в Палестину на данный момент закрыт, российские сионисты решили создать временное политическое формирование, превратив его в еврейскую национальную структуру.

Конференция в Гельсингфорсе (сегодняшний Хельсинки) при общем энтузиазме провела резолюцию, призывающую к национальным правам не только для евреев, но и для всех остальных меньшинств России. Окончательная форма резолюции была выработана Жаботинским.

Жаботинский защищал Гельсингфорсскую программу до конца своей жизни и даже описывал ее как кульминационный момент его "сионистской юности". И все же в 1934 году он признавался, что остался одним из немногих, кто по-прежнему в нее верит.

Идея, легшая в основу Гельсингфорсской конференции, была безусловно блистательной — в исторической перспективе. Но в условиях царской России говорить о ее реализации вряд ли стоило. Оптимизм осенних дней 1906 года, по воспоминаниям Жаботинского и других, следует отнести к охватившему страну революционному пылу. И хотя Жаботинского и его единомышленников не обманули уверения либералов и социалистов, будто революция положит конец антисемитизму, они позволили себя убедить в том, что новый режим освободит еврейскую общину.

Жаботинский пишет: "Не часто повторяются эпохи в истории человечества, эпохи, в которые дрожь нетерпения пронзает народы, словно юношу, ищущего прихода возлюбленной. Такой была Европа до 1848 года, такой предстала она перед нами в начале XX столетия, лживого столетия, обманувшего столь много наших надежд. Тот, кто скажет, что мы тогда были наивны, неопытны, верили в то, что прогресса можно достигнуть легкой и дешевой ценой, одним молниеносным прыжком из тьмы в свет — тот заблуждается. Разве не были мы на другой день после праздника свидетелями очередного убийства, и, в частности, тогда, именно в ту зиму? Разве не знали, что все силы реакции уже строятся снова в несметное и грозное войско? Но вопреки всему еще жила в наших сердцах глубокая и тайная вера, основа и чудо девятнадцатого века, — вера в принципы закона, в священные пароли — свобода, братство и справедливость. И вопреки всему мы были уверены, что настал день их восхождения…" [86] .

Главный доклад в Гельсингфорсе делал Жаботинский. Тема была простой: "В России нет правящей нации, все ее народности — в меньшинстве: русские, поляки, татары и евреи; все они нуждаются в справедливости, и все — в самоуправлении". Участники конференции верили, что это практичная политика. Поступь реальности высмеяла их оптимизм.

Другое решение Гельсингфорсской конференции оказалось ближе к действительности: пропаганда практической деятельности, возрождение Палестины. К тому времени началось то, что стало известно под именем "Вторая алия", — эмиграционная волна, порожденная погромами 1904 — 1905 годов. Без сомнения, Гельсингфорсская резолюция дала толчок движению за алию. Но пристальное внимание к национальному вопросу в их программе затмило это второе заключение.

Сам Жаботинский отстаивал жизненную важность алии с 1905 года: и для сионистской самореализации, и для того, чтобы "привести политический сионизм к завоеванию земли Израиля для евреев, евреи должны подготовить страну трудом своих рук… чтобы подготовиться к массовому заселению" [87] .

В октябре 1906 года Жаботинский предложил Идельсону и старым членам редколлегии "Рассвета" увеличить количество публикаций, посвященных информации и пропаганду о переселении в Палестину. Редколлегия категорически отказалась. Тогда Жаботинский инициировал создание для этой цели отдельного одесского еженедельника "Еврейская мысль". Через полгода он понял, что это разделение нежелательно, и добился компромисса с Идельсоном. Впоследствии "Рассвет" ввел регулярный раздел о Палестине. Жаботинский с самого начала настаивал, чтобы будущие пионеры были организованы как часть сионистского движения. Весьма вероятно, что, как указывает Шехтман, Жаботинский был первым русским сионистским лидером, проводившим идею организованного заселения (халуциют).

В перечислении деталей прогресса нужды нет: "шаг вперед, два шага назад" в русском правительстве, когда сначала была объявлена конституция и разрешены выборы в Думу в 1906 году, затем ее распустили и впоследствии дали разрешение на созыв 2-й Думы.

Эта Дума тоже просуществовала недолго, с января по июнь 1907 года. Затем, после проведения закона о выборах, выгодного режиму, была избрана 3-я Дума. Поскольку большинство ее членов являлись реакционерами, она просуществовала все пять лет. Четвертую (и последнюю) Думу избрали в 1912 году.

Сионисты в духе Гельсингфорсской резолюции решили принять участие отдельным списком в выборах во вторую Думу, по примеру других организаций. Жаботинский был кандидатом во 2, 3 и 4-ю Думы. Уверовав вместе с прочими в важность выражения гордой и достойной еврейской позиции, он предложил серьезную аргументацию в ходе предвыборной кампании. Евреи как меньшинство могли надеяться получить голоса только в коалиции с другими партиями. Но именно из-за разногласия по вопросу о национальных правах в их рядах не было единения; ассимиляторы и социалисты вели особенно ядовитую пропаганду против сионистов. Их излюбленной мишенью был Жаботинский. Он провалился на выборах во 2 и 3-ю Думы. На выборах в 4-ю Думу его соратники-сионисты, желая предотвратить раскол в еврейских голосах и надеясь предотвратить выборы реакционера, архиепископа Анатолия, убедили Жаботинского отвести свою кандидатуру. Это не помогло: Анатолий был избран.