он мне нравился, но ничего лучшего я выдумать не мог. Во всяком случае

пока. В конце концов я махнул рукой и решил пока не мучить себя

излишними размышлениями в надежде на то, что “время покажет”. Надо

было еще посмотреть на этого самого Теплова.

Вечером Заварзина сказала мне:

– Я сегодня пересеклась с Наташкой, ну эта моя приятельница, вернее это

приятельница той, старой Юли, одна из немногих из обширного круга ее

прежних знакомых, с которыми я решила поддерживать отношения после

того, как попала в ее тело и расспросила об этой Алине.

– Ну и что?

– Да ничего особенного. Обычная студентка каких много. Такая твердая

хорошистка. А в общем из разряда тех про которых преподавателю и

сказать то особенно нечего.

— Вот и про Теплова Самошин сказал примерно то же самое. Ну разве, что

он археологией увлечен и на хорошем счету у Шепелева. А так тоже ничего

особенного.

– Я, кстати, и видела эту самую Алину. Она на консультацию приходила.

– И как она тебе показалась?

Юля пожала плечами.

– Ты знаешь ничего особенного на мой взгляд. Такая в меру смазливая

девица. Бюст правда у нее выдающийся. А так из разряда “таких много”.

Никогда бы не подумала, что такая в общем то обычная особа окажется

способной спровоцировать такие страсти. Может быть все дело в ее бюсте?

Вот почему вы мужчины так падки на объемные женские бюсты?

– Так. Ты что завидуешь бюсту этой самой Алины? Ну ка колись.

Завидуешь?

– Ха. Нечему там завидовать. У меня и свой ничего себе. Или не ты совсем

недавно его ночью чуть ли не до полусмерти затерзал? И кстати, как там

поживает твой сосед по общаге? Не скучает часом по пропавшему соседу?

– Хитрый еврей Лев Фридман совершенно не скучает по пропавшему

соседу. Ну разве, только тогда, когда не может найти себе партнера для

очередной партии в шахматы. Вчера выиграв у меня с сухим счетом, он весь

вечер расхваливал мне свою пассию некую Викторию с кафедры

Органической химии.

– Санечка ты что не любишь евреев?

– Да с чего ты это взяла?

– Ну ты сказал каким-то ехидным тоном про “хитрого еврея”.

– Да никаким не ехидным! Обычным тоном сказал. А тебе то, что за печаль?

– Да никакой печали. Просто я еврейка. По маме.

— Это по какой? По какой из двух?

– Солдатов ты балбес! Запомни простую истину, мама у каждого человека

одна!

– Ну в твоем случае это как-то не очевидно.

– Тогда по первой.

– То есть твоя мама, носившая фамилию Степанова по происхождению, является еврейкой?

– Ты опять показал себя полным и законченным балбесом! Фамилию

Степанова она взяла в замужестве. А ее девичья фамилия была Шнайдер.

Анна Яковлевна Шнайдер. Моего дедушку по маминой линии звали Яков

Аронович Шнайдер. Он, кстати, фронтовик. Прошел от Воронежа до Вены.

Два ордена Славы и орден Красной Звезды. А его жена, то есть моя бабушка

вообще происходила из раввинского рода. Все ее родные погибли в войну в

Белоруссии.

– Ха, получается ты вышла из рядов еврейской аристократии? Раввины, наверное, не последние люди были?

– Ну раввины разные бывали, а так в моей родословной следов

аристократии я не обнаружила. Ни еврейской никакой другой. Так мелкие

торговцы и ремесленники максимум. Один меламед впрочем имелся. Это

если не считать раввинов. Но последним был мой прапрадедушка. Кстати, мой названный отец Заварзин был грубым антисемитом. Любил под

рюмочку поговорить о “жидовском засилье”.

– Слушай, а в своем первом теле ты, наверное, была жгучей брюнеткой и с

большим носом?

— Вот не угадал. Была я шатенкой и с носом был полный порядок. Да и

маму за еврейку никто не принимал. Она была совсем не похожа на нее.

– У меня был однокурсник Славик Перфильев. Антисемит жуткий. Все мне

толковал про козни “детей Сиона”.

– А ты что?

– А я слушал, слушал, да и спроси его: Славик ты, наверное, потому так

беснуешься, что тебе какая-то еврейка не дала?