Мы добрались до коридора, и всё стало гораздо интереснее. Американские солдаты сидели, попивая колу из банок на старых, недавно освобождённых, позолоченных диванах. Похоже, это помещение когда-то служило главным офисом того, для чего когда-то использовался ангар. Теперь же здесь располагалась совершенно новая иракская иммиграционная служба. Несколько сотрудников в приветливых синих рубашках сидели за столами, каждый из которых был оснащён компьютером и цифровой камерой. За ними сидела группа американцев, некоторые в форме, которые окидывали всех взглядом.

За столами виднелась толпа людей в форме и штатском. Очевидно, это была временная зона прибытия и отправления, но больше напоминала приёмную в здании ООН. Группа корейцев в американских униформах стояла рядом с группой итальянцев. У каждой национальности на рукаве был вышит флаг. Самыми нарядными были немцы в накрахмаленных чёрных брюках, футболках и бронежилетах. Их флаг был почти не виден, но благодаря коричневым ботинкам, средиземноморскому загару и светлым волосам они без труда выиграли конкурс на лучшую военную форму.

Я прошёл, показав свой паспорт Ника Стоуна. Я ввёл Джерри в заблуждение, что Коллинз — девичья фамилия моей ирландской матери. Я подавал заявление на ирландский паспорт, но потерял его при переезде и уже много лет он мне не нужен. Конечно, он мне не поверил, но какое это имело значение? Наверное, когда мы въедем в город, будут проблемы и похуже. Иракец сфотографировал меня, поставил штамп в паспорт и махнул рукой, чтобы я проезжал.

Джерри не повезло. То ли арабское лицо в американском паспорте их немного смутило, то ли они просто хотели покрасоваться перед новыми начальниками, которые подарили им такие красивые рубашки.

Я ждал его в общей зоне. Было жарко и шумно, и большинство шума исходило от итальянцев. Они затмили четырёх женщин, да и жесты у них были гораздо лучше.

Вооружены были не только солдаты. Место кишело парнями в бронежилетах поверх гражданской одежды, с АК-47, MP5, M16, пистолетами – всё, что угодно. Мне было от этого хорошо. Даже если я просто держал Джерри за руку, я работал и снова был среди своих.

Здесь мне было комфортно; это был мой мир. Возможно, я поступил правильно, приехав сюда.

26

Ослепительный солнечный свет лился сквозь запыленное окно. Я заглянул внутрь и подумал, как мы попадём в город. Такси не было, потому что они не могли добраться до базы. Мы находились в укреплённом загоне: всё, что я видел, – это ряды немаркированных внедорожников с затемнёнными окнами и несколько парней в бронежилетах под обязательными жилетами-сафари песочного цвета, с солнцезащитными очками на носу и MP5 наготове. Для пущего эффекта у них во рту были прикреплённые микрофоны, чтобы они выглядели как настоящие мастера своего дела. Впрочем, в этом не было необходимости: здесь было больше солдат, чем во всей британской армии. Я решил, что это официальные наёмники в городе, вероятно, защищающие американских и британских бюрократов, управляющих страной, и выглядящие хорошо, чтобы CPA считала, что они не зря платят за свои деньги.

Среди всего этого хаоса одно было ясно: Роб не стал бы стоять в очереди на автобус. Он бы всё организовал до мельчайших деталей и, вероятно, уже мчался в сторону Багдада на внедорожнике с кондиционером.

Похоже, канадка тоже разобралась. Гапмен был занят погрузкой её сумки в багажник белого «Сабурбана», пока она запрыгивала в багажник, а БГ завёл двигатель.

Джерри всё ещё допрашивали. Я перехватил его взгляд и показал, что выйду на улицу. Он кивнул, а затем снова повернулся, чтобы поболтать со своим новым другом. С тех пор, как мы приехали в Иорданию, он всё время твердил, как странно говорить по-арабски. Судя по всему, это был первый раз, когда он им воспользовался, не считая разговоров с бабушкой и мамой или похода в один из магазинчиков на углу в Лакаванне.

Я снова надел солнцезащитные очки и вышел на улицу. Полуденное солнце сверлило меня, пока я оглядывался в поисках транспорта. Я не успел сделать и дюжины шагов, как позади меня раздался громкий голос на кокни: «Эй, тупица, как дела?»

Я сразу узнал его, даже в «авиаторах». Я не видел его с тех пор, как покинул эскадрилью, но Гари Маки он был безошибочен. Газ не церемонился: он никогда не следовал писаным правилам, не говоря уже о неписаных.

Он всё ещё был ниже меня и всё ещё занимался силовыми тренировками. Руки и грудь у него были огромные.

Я произнесла обычное приветствие, которым приветствуют людей, когда сталкиваешься с ними вот так: «Чёрт возьми, я слышал, ты умер!»

Он не ответил. Он просто надвинулся на меня, широко раскинув руки, и крепко обнял. Потом отступил назад, всё ещё держа меня за плечи. Его глаза были на уровне моего носа. «Чёрт возьми, приятель, ты выглядишь как мешок дерьма!»

Справедливо: наверное, так и было. Газу сейчас, должно быть, чуть за пятьдесят, но выглядел он гораздо моложе. Его чёрная толстовка промокла насквозь, спереди и сзади. Изначально у неё были длинные рукава, но их оторвали, и нитки свисали поверх его больших загорелых рук, как у моряка Попая. До полка он служил в лёгкой пехоте, и на правом бицепсе у него до сих пор сохранилась выцветшая татуировка старой кокарды. Только теперь она больше напоминала якорь.