Теперь мне стали понятны эти рафийные беседки и ограждение. Они сделали это не для красоты: чтобы лишить посторонних возможности беспрепятственного обзора и, следовательно, хорошего сектора обстрела территории. Очевидно, это сработало. Все выглядели очень расслабленными, хотя случайный таксист, заехавший за ограждение, мог бы убить любого из них. Но, чёрт возьми, как сказал бы Газ: «Это война, не так ли?»

Вокруг бассейна собралось ещё немало людей, когда Боб Марли, зажигая из динамиков, вступил в состязание с отцом Джонни, но ни один из них не смог пробиться сквозь гул разговоров и смеха. Всё это утонуло, когда над крышами домов с другой стороны отеля низко пролетел вертолёт.

Джерри вышел и смотрел ему вслед, застегивая на поясе сумку. «Должно быть, это патруль сырной проволоки…»

Пока мы шли к лифту, я гадал, появится ли Роб. Я надеялся. Увидев этих людей снова, я почувствовал, что ничего не изменилось, и мне это понравилось. Конечно, мы с Робом не ходили друг к другу в гости, пока служили вместе в Полку, но всякий раз, когда мы встречались, мы находили общий язык – в основном потому, что были теми жалкими засранцами, которые так и не добрались до центра города за всю ночь и всё ещё пытались замутить с женщинами в китайской закусочной на вынос по пути обратно в лагерь.

В вестибюле всё ещё царило оживление. Из зала свадебного приёма доносилась громкая арабская музыка, и женщины громко распевали песни. К утру они будут совершенно измотаны.

Снаружи у дальнего конца бассейна собралась толпа, ожидая, когда можно будет забрать еду с барбекю. Горлышки пивных бутылок торчали из больших контейнеров со льдом, словно иглы замороженных ёжиков. К двум динамикам был подключён Apple PowerBook, на экране которого отображалось музыкальное меню. The Wailers изо всех сил пытались пробиться сквозь кантри-н-вестерн.

Джерри покачивался в такт музыке и указывал на гирлянды гирлянд на пальмах. «Это могли бы быть Карибы, чувак».

«Должно быть, именно поэтому он так популярен», — сказал я, пробираясь вдоль бассейна. «И, держу пари, у „Ярди“ таких не так уж много». Гусеничная машина с визгом проехала по дороге прямо по другую сторону стены, а в небе с грохотом пронеслись вертолёты.

Гости были в основном британцами и американцами, и, похоже, были знакомы друг с другом. Новостные агентства всегда действовали довольно кровосмесительно: одни и те же команды постоянно перемещались из одной зоны боевых действий в другую. Охрана была без оружия: все парни были в праздничных костюмах: ярких гавайских рубашках и бермудах. Время было весёлое, и мы были в своей тарелке. Их было примерно шестнадцать к одному, и они вились вокруг немногих свободных, как мухи вокруг дерьма.

Джерри взял себе пиво, а мне — колу, и мы хорошенько осмотрели всё вокруг: я высматривал Роба, он — всех, кто мог знать секрет боснийского аятоллы. Должно быть, мы выглядели как те самые «лишние хрышки».

Спорадические выстрелы прерывали гул разговоров, но, очевидно, было слишком далеко, чтобы беспокоиться. Интересно, как они определяют «слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно». Сто метров? Пятьдесят? Или подождать, пока кто-нибудь упадёт? Это был бы действительно эффективный вражеский огонь.

Рядом вспыхнул мощный контакт. На этот раз все посмотрели вверх. Невероятное количество трассирующих пуль калибра 0,50 прочертило по небу горячие пунктирные линии. Все взгляды проследили за его траекторией, но, поняв, что он не упадёт нам на головы, их хозяева вернулись к своим разговорам и пиву.

Я как раз собирался сделать глоток колы, когда получил такой сильный удар по спине, что мои зубы стукнулись о бутылку.

«Придурок!»

Я узнал сильный акцент джорди ещё до того, как обернулся. Я знал Пита Холланда много лет, но, к счастью, не так уж близко. Он был одним из тех, у кого на всё было своё мнение, и многие из них исчезали, когда их подносили к свету. Сложенный как форвард, он слыл в полку хорошим носильщиком бергенов, с крепкой спиной, на которую можно было положиться, доставляя снаряжение из пункта А в пункт Б. Настолько сильным, что мышцы на спине вздувались, словно крылья летучей мыши. Его прозвище, конечно же, было «Латес-Как-Летучая Мышь».

Мы пожали друг другу руки. «Всё в порядке, приятель? Как дела? Это Джерри».

Вскоре Джерри извинился и ушёл, вероятно, чтобы я мог начать расспрашивать Латса о Нухановиче. Но мне нужно было быть совсем отчаянным, чтобы пойти этим путём. Он бы захотел узнать, почему, где, когда – и сколько я готов заплатить ему за ответы.

Пит держал в одной руке пиво, а в другой — запасное, как он выражался, «на загрузочном лотке». Он служил в артиллерии до полка. В этом и заключалась его проблема: как только он начинал работать с пивом, загрузочный лоток был загружен, как заводской конвейер. Он мог бы дать Эзре работу на всю жизнь.

Он кивнул двум балканским парням, которых я видел в кафе-баре, только что присоединившимся к компании у бассейна. Тот, что с козлиной бородкой, широко улыбался, предлагая мне пачку сигарет. «Ты же не работаешь на этих ублюдков, правда?»

Я покачал головой. «Журналист. Этот парень, Джерри. А ты?»

Он выпятил челюсть и запрыгал на месте, словно раздумывая, какой удар нанести. «Занимаюсь своим делом. Немного подрабатываю. У меня неплохой доход, немного японского. Пятьсот в день. Чемпион». Он сделал большой глоток бесплатного пива.