Он ходил в знаменитостях, хотя никто не знал его фамилии. Его портреты публиковались в десятках журналов и газет. Однажды он попал на обложку «Таймс», но никто не видел его лица. Портреты рисовали полицейские художники по отрывочным, часто противоречивым показаниям свидетелей, утверждавших, будто видели его покидающим здание, прыгающим с крыши или уезжающим с места преступления на украденном автомобиле. Показания сильно разнились.

Один свидетель увидел коренастого мужчину среднего роста с темной бородой, в кепке. Другой — худого, очень высокого, с шапкой волос и тонкими усиками. Третий — лысеющего толстяка в тяжелых роговых очках. На обложке «Таймс» рот, нос и глаза заменял кроваво-красный знак вопроса со словами «КТО ОН?» во весь лоб.

Репортеры придумали ему много прозвищ — Снайпер-Фантом, Смертоносный Призрак, Молчаливый Убийца и, его любимое, Мастер Неслышной Смерти. Последнее часто сокращали до Мастер Смерти, но полное прозвище нравилось ему больше, такое поэтическое и очень точное.

В своем деле он по праву считался мастером. Никогда не промахивался, ни разу не стрелял по одной цели дважды. Хладнокровный, с железными нервами, уверенный в себе, не подозревающий о существовании совести. И смерть приходила неслышно: нажатие на спусковой крючок, едва слышный удар бойка о капсюль, глухой хлопок, с которым пуля вылетала из ствола с навернутым на него глушителем, и жертва падала на землю, словно пораженная кулаком Господа Бога.

Он стрелял по мишеням, не в людей. Мужчин, женщин, детей. Молодых, среднего возраста, стариков. Сильных. Слабых. Здоровых и калек. Белых и черных. Богатых и бедных. Он воспринимал их исключительно как мишени.

И считал себя удачливым стрелком, демонстрирующим свой уникальный талант среди трех миллиардов движущихся мишеней. Днем и ночью, в городах, в штатах, они пребывали в ожидании, когда же он поднимет винтовку и пошлет им неслышную смерть. В мишенях недостатка он не испытывал.

Каждая улица становилась для него тиром.

Но действовал он осторожно. Очень, очень осторожно. Не убивал дважды в одном городе. Менял винтовки. Автомобили. Одежду. Даже обувь. Всякий раз выходил на задание в новой паре. И, обычно, его никто не видел.

Как он воспринимал свои деяния? Как спорт. Охоту. Работу. Призвание. Но только не убийство.

Его звали Джимми Прескотт, и родился он тридцать один год тому назад. Рост пять футов десять дюймов. Хрупкое телосложение. Туфли на платформе добавляли три фута, нательные накладки — пятьдесят фунтов. Редеющие каштановые волосы обрамляли невыразительное, незапоминающееся лицо. Он брился дважды в день, а саквояж с париками, бородами и усами, который он всегда носил с собой, позволял менять форму рта, подбородка, черепа. Иногда он натягивал на голову резиновую шапочку цвета человеческой кожи и становился лысым или надевал очки в роговой оправе, хотя не жаловался на зрение. Однажды, ради шутки, нарисовал под глазом синяк. Мог хромать, ходить на костылях, имитировать походку моряка. Ему нравилось менять облик. Тем самым он разнообразил жизнь. Но всякий раз требовал от себя совершенства, не допуская небрежности даже в мелочах.

Он все привык делать на совесть.

И не имел никаких дел с полицией. Его никогда не арестовывали. Не снимали отпечатков пальцев.

Денег ему хватало: получил по наследству и не стремился приумножить свое состояние. Жизнь он посвятил развитию своих талантов: он прекрасно стрелял, мог украсть любую машину, знал толк в рукопашном бое, досконально изучил действия полиции в тех или иных ситуациях. Он взял за правило тщательно изучать схему улиц города, в котором намеревался стрелять. И не терял ни секунды после того, как его жертва падала на асфальт: об отходе заботился заранее.

Немало времени уделял Джимми и истории вопроса, став едва ли не ведущим специалистом: изучил досье своих предшественников, но не нашел ни одного, достойного подражания. Он их презирал. Они заслуживали того, чтобы их поймали. Кретины и идиоты, зачастую невротики и психопаты. Даже наемные убийцы вызывали у Джимми раздражение. Защищать какие-то политические идеи, работать за деньги государства? Джимми чурался политики, но и допускал, чтобы его покупали, словно свинью на базаре.

Себя он считал абсолютно нормальным. Психически здоровым. Совесть у него отсутствовала, следовательно, он не мог страдать от комплекса вины. Не было в нем ненависти к человечеству, чем грешили многие из преступников, досье которых не прошли мимо него.

По большому счету, Джимми любил людей, ладил с теми, с кем сталкивала его жизнь. Ни к кому не испытывал ненависти (за исключением родителей, но они давно умерли, и он вычеркнул их из памяти). Он не знал, что такое любовь или дружба, но прекрасно обходился без оных. Джимми полагался только на себя, этому он научился с детства. По собственному выбору он стал одиноким волком и взял за правило (а правил у Джимми хватало) никогда не видеться дважды с одной женщиной, вне зависимости от ее сексуальной привлекательности. Отношения с женщинами он почитал за слабость, опасное для себя потакание желаниям, которого следовало избегать.

Короче, Джимми Прескотт прекрасно обходился без человеческого общения. Навыки, оружие, мишени. Что еще нужно для полнокровной жизни? Он не пил и не курил (бокал хорошего вина в дорогом ресторане — пожалуйста, но напиваться — никогда в жизни). Каждый день бегал трусцой, утром и вечером, дважды в неделю занимался на тренажерах в спортивном зале того города, куда приезжал. Он понимал, что без сильного, здорового тела успеха на выбранной им стезе не видать. Джимми ничего не оставлял на волю случая. Игроком он не был, риск ему претил.