Третье преступление Ацетон совершил по самому популярному на Руси мотиву — по пьянке. Что пил — не помнил, сколько выпил — не мерял, с кем пил — не спросил, из-за чего поскандалил — не знал до сих пор… Ударил собутыльника по голове семисотграммовой бутылкой еще непочатой, и тот в больнице скончался. Третий срок навесили долгий, за убийство. Отсидев, пошел бомжевать: куда же еще с тремя судимостями?

Насущный хлеб и бодрящие напитки Ацетон добывал путями разнообразными: помогал рабочим кладбища копать, гробы с покойниками подносил, могилки по просьбе родственников приводил в порядок, оградки чинил… Часовню подрядился красить… Сильно любил родительские, когда на многих могилках выпивали и закусывали. И его угощали.

Майский ураган повалил на кладбище несколько старых деревьев. Ацетон с Колей Большим подрядились их распилить и убрать. Работа шла худо из-за разности в росте: как пилить, когда у Коли рука вдвое длиннее руки Ацетона и, похоже, равна длине пилы? Но Ацетон слова не проронил, потому что замышлял с приятелем важный разговор.

Они сели на березовый ствол перекурить. Коля затянулся и сообщил:

— Вчера с могильщиками хлебнул водки, от которой глаза выкатились, как у паука.

— Паленая.

— Ацетон, почему сыр или колбасу не подделывают, а водку — через бутылку?

— Бабки наваривают.

— Ага, но и другое рассуждение: все равно, мол, травиться.

Со стороны они смотрелись так, словно их подобрали для кинокомедии. Без единой волосинки, желтовато-блестящая голова Ацетона доставала до плеча Коли Большого; Колину же голову, вытянутую, как и его тело, прикрывала жестко спутанная конусообразная прическа, которую принимали за вязаную шапочку. Ацетон вздохнул:

— Тут выпить не на что, а от автомобилей новых русских пахнет духами, а?

— Там женщины сидят.

— Это не от женщин.

— А от кого же?

— Новые русские в бензин добавляют французские духи.

— Зачем? — удивился Коля.

— Для этого… для имиджа, — употребил Ацетон слышанное словечко.

Они пилили до сумерек, перетаскали чурки в сарай и еще раз сели покурить. Ацетон начал подбираться к интересующей его теме, показав рукой на кресты и надгробья:

— Коля, мы с тобой тоже помрем.

— Это почему?

— Все помирают.

— Откуда ты знаешь?

На праздный вопрос Ацетон не ответил, обдумывая, как бы лучше подойти к делу, поскольку оно, дело, могло оказаться криминальным.

— Колян, что бы ты хотел видеть на своей могиле?

— Видеть откуда?

— Как бы со стороны.

— Могила моя, а я в стороне?

— Это якобы.

— Ацетон, ты мне в уши не дуй, а скажи без всяких приколов.

Без приколов Ацетон не мог, опасаясь, что приятель не поймет, поскольку был моложе лет на пятнадцать. А у Ацетона после выпивки сердце нет-нет да и собьется с ритма. И кладбище этим мыслям способствовало. Конечно, спасибо новой власти, разрешившей бомжевать всем и сколько угодно. Но права человека не соблюдались.

Как хоронили бомжей? На специальном участке для неопознанных трупов. В гробах, похожих на ящики для фруктов, а то и вообще без гробов. Ни креста, ни надгробья. Генку Сахалинского похоронили и поставили колышек «Невостребованный труп № 1038».

— Колян, видел гроб за часовней?

— Да. А чего он там стоит?

— Бизнесмен забраковал.

— Классный гроб, из сосны.

— А богатому тузу подавай из дуба или какого-нибудь баобаба.

— Тебе-то что?

— Колян, хочу этот гроб оприходовать.

— Украсть, что ли?

— Обозначь так.

— Ацетон, ты сперва найди покупателя.

— Я не для продажи.

— Для похорон, что ли?

— Ага.

— Кого?

— Себя.

Коля Большой глянул на желтую макушку друга — вроде бы трезвый. Чего же борзеет? Затянувшуюся молчанку Ацетон счел нужным прервать объяснением:

— Колян, когда ты откинешь ласты, в чем тебя похоронят?

— А в чем?

— В коробке из-под пепси.

— Не влезу.

— В двух-трех.

Коля Большой замолчал из-за неинтересности темы.

Душа просила иного, поскольку наступил вечер. Спросил он без всякой надежды:

— У тебя, кстати, нычки нет?

— Есть, ноль пять казенки.

— Что же молчишь, пень лысый?

— Но сперва помоги гроб приволочь до моего склепа.

— Пусть станет потемней…

Выждав момент, когда у часовни обезлюдело, они взвалили гроб на плечи и понесли. Легкий, без покойника, поэтому двигались почти трусцой. На кладбище переносом гроба не удивишь — дело обычное.