Тень за спиной Каина ожила, сливаясь с ночью, и я понял — времени больше нет.

— Пескоройка! — крикнул я, и земля вздыбилась под ногами Каина, но было уже поздно.

Упырь исчез. И в тот же миг из окон особняка донёсся звон разбитого стекла, засверкали всполохи магических ударов и потянуло перегаром эфира. Как я не пытался предотвратить катастрофу — она произошла! Пескоройка «стонала» под ногами, словно живое существо, она пыталась всеми силами удержать чужака, но Каин уже был внутри — как молния, как кара, как сама смерть, пронзившая барьеры, которые веками охраняли Перовских.

А потом тьма взорвалась яркой вспышкой чистого Света — Божественной Благодати. Похоже, что отец Евлампий тоже даром времени не терял. Когда звон разбитого стекла сменился грохотом рушащегося камня, я бросился к особняку, Вольга Богданович — следом.

Внутри особняка царил настоящий хаос. Зал, где еще полчаса назад мы «спокойно» обсуждали судьбу мира, теперь был разрушен. Стены покрылись трещинами, словно их раскололи ударом гигантского кулака. Потолок провалился и провис, удерживаясь буквально «на соплях», а сквозь образовавшиеся дыры пробивался лунный свет, выхватывая из тьмы клубы пыли и изломанную мебель.

В центре раскуроченного зала застыл Каин. Он стоял, обнажённый — похоже, что чей-то магический удар испепелил его одежду. Однако, на его тело, покрытое чёрной сетью вен, заполненных пульсирующей тьмой, это никак не повлияло. А его тень, огромная и крылатая, шевелилась за спиной, как живая.

А перед ним застыли трое: ведьмак Афанасий, Черномор и Глория. Основательно изломанное тело отца Евлампия обнаружилось в углу зала, а над ним склонились Глаша с Акулиной, пытаясь оказать священнику первую помощь. Похоже, что Каин оказался монаху не по зубам, либо упырь действовал настолько стремительно, что батюшка успел нанести лишь один единственный удар, не причинивший древнему монстру существенного вреда.

Никитин стоял, сжимая в руках серебряный клинок — тальвар[2], вспомнил я название этой индийской загнутой сабли, покрытый древними рунами, переливающимися в темноте сине-зелёным неоном. Похоже, он считал, что серебро, да еще и с магической начинкой сможет причинить упырю вред. Его лицо было сосредоточено — он был готов к схватке с упырём не на жизнь, а на смерть.

— Лучше уйди, упырь! — прорычал Афанасий, вставая в боевую стойку. — Иначе, я тебя выпотрошу!

Каин даже не взглянул на него. Его глаза, горящие алым пламенем, были устремлены на стену — ту самую, за которой была расположена «картинная галерея», в стене которой и была замурована она — Лилит, первая женщина на земле, первая жена Адама и мать вампирского патриарха Каина.

— Мать… — прошептал упырь, и этот шёпот был страшнее любого рёва.

И в этот момент Афанасий технично рубанул монстра своим магическим клинком. Серебряное лезвие вгрызлось в плечо Каина, оказавшееся твёрдым, словно камень. А из раны выплеснулась не кровь, а чёрная смола, застывшая в воздухе черными каплями, наподобие янтаря, которые со стуком рассыпались по остаткам расколотого мраморного пола.

— Ты осмелился поднять на меня руку, ничтожество?! — изумленно прошипел Каин, явно не ожидающий, что оружие Афанасия сможет причинить ему хоть какой-то вред.

И в следующее мгновение тень за его спиной раскрылась — как гигантские крылья нетопыря, как разверзнутая пасть чудовища вечной бездны, как врата ада — и ударила ведьмака.

Афанасий отлетел в сторону, словно безвольная тряпичная кукла, со всего размаха врезавшись в стену. Рёбра ведьма хрустнули, меч выпал из его ослабевших рук. Он с трудом сумел встать на колени, после чего его обильно вырвало кровью.

И тут в бой вступил Черномор. Карлик-маг, обычно язвительный и насмешливый, сейчас был серьёзен, как никогда. Он выскочил из тени полуразрушенной стены, держа в руках посох из чёрного дерева. Навершие посоха было искусно украшено резной черепушкой, глазницы которой исходили гнилушечным зелёным мерцанием.

Он резко крутанул посохом над головой, так что застонал разрываемый воздух, а затем выкрикнул древне заклинание. Воздух закипел вокруг коротышки. Энергетическая волна ударила Каина, но тот лишь покачнулся под напором чудовищного количества силы, которую бородатый карлик вложил в удар.

Черномор побледнел. А упырь-прародитель шагнул к коротышке и, схватив его за горло оторвал от земли.

— Черномор? — с удивлением узнал он уродца. — Вот уж не думал, что встречу тебя еще раз на этом свете… Я думал, что ты уже сгнил тысячу лет назад.

— Не дождёшься, Каин! — с трудом протолкнув воздух сквозь передавленное горло, просипел Черномор.

— Ты жалок, шут! — выплюнул ему в лицо упырь. — Что ты можешь без своей бороды?

Вторая рука упыря ощетинилась острейшими, словно бритвы, когтями, которыми он в одно мгновение отмахнул Черномору бороду по самое не хочу, мгновенно лишая и меня доступа к запасу сил. Боевые заклинания, почти готовые сорваться с моих пальцев, мгновенно погасли.

Немного очухавшийся Афанасий, которого я успел попользовать целительским заклинанием, встрепенулся, увидев, как Каин держит Черномора за горло, готовясь разорвать его на части. Карлик задыхался, но его глаза всё ещё горели бешеной злобой и решимостью сражаться до конца.