Сделано это было так топорно, что тронешь — развалиться. Поэтому алхимик и не хотел сюда приходить. Это было похоже на девиз управленцев: не трогай, пока работает. А от этого чертового жгута зависело сейчас все!

Я смотрел на него и думал, как поступить дальше. Черных точек становилось все больше, синева блекла, выгорая до голубого.

У меня было два варианта: разрушить это заклинание и, возможно, это поможет вырваться из петли или обновить его, но остаться в клетке. И ни один из них не гарантировал, что мы выживем.

Впрочем, долго я не раздумывал, а обхватил жгут руками и прикрыл глаза. Боль пронзила каждую мышцу острыми иглами, но я упорно продолжал накладывать сверху заклинание рассеивания. Но моих ресурсов едва хватало.

Вдруг позади меня я услышал невнятные слова, а в следующее мгновение в мое заклинание полилась сила. В считаные секунды оно набрало необходимую мощь и затем начало разрушать жгут.

Синее меркло неохотно, тревожно пульсируя в такт стуку в висках.

— Еще немного! — крикнул я, обращаясь больше к себе, чем к Сидорчуку за моей спиной.

То, что это был именно он, я не сомневался, только у архимага могло хватить силы, чтобы подпитать мое заклинание.

Внезапно магия полилась еще сильнее. Она была другая, намного грубее и слабее, чем у Сидорчука.

«Григорий!» — мелькнуло у меня в голове.

Цвет жгута резко сменился на белый, а черная патина расцвела неопрятными кляксами по всей длиннее. Кожа на руках превратилась в кровавое месиво, горло драло от крика, но я все равно смог удержать рассыпающееся заклинание.

Напоследок оно ослепительно вспыхнуло, едва не лишив зрения, и исчезло, оставив после себя лишь серые хлопья, которые быстро пропали.

— Это все? — едва слышно спросил Сидорчук оглядываясь.

Кристалл треснул. Купол загудел, вытягивая оставшиеся крохи магии, а потом начал бледнеть.

— Мы остались без защиты? — добавил Григорий. — Там же Пушок, он всех сожрет.

— Нет, — мой голос звучал хрипло, а в глотку словно наждаком терли. — Он порождение магии и самой петли. Как деревья, грибы и все остальное.

— То есть, его не существует? А как мы его убили?

— Да хрен его знает, — вздохнул я. — Пошли отсюда, сейчас тут начнутся изменения, и я хочу быть готовым к прыжку в реальный мир.

Идти я почти не мог — не осталось сил, пришлось задействовать воздушную подушку на всех троих. Антипкин сначала отказывался, бледнел, говоря, что дойдет сам, но я нашел отличный аргумент, бросив на траву испорченный камзол.

— Я не тебя поднимаю, а ткань. Встань на нее. У нас нет времени на пешие прогулки.

Нужно отдать должное его храбрости, он за весь пятиминутный полет ни разу не выругался. Эммануила Карловича, который так и не пришел в себя, пришлось держать под руки.

А временная петля тем временем начала исчезать. Будто безумный художник стирал с холста все краски. Очень напоминало, как я рассеивал магию, когда искал Григория в лесу.

Разрушение реальности начиналось с самых краев и медленно ползло к центру, где располагалась жилая часть. Я поднажал — нужно успеть предупредить остальных.

И до сих пор у меня не было ответа на один очень важный вопрос: что будет с нами, когда петля окончательно разрушится?

Нас уже ждали. Перепуганные грохотом, пропажей купола и вспышками, все стояли и не знали, что ждет их дальше.

— Все вещи собрали? — крикнул я, еще не успев приземлиться.

— Магией уже можно пользоваться? — с любопытством спросил Шипов. — Я готов помочь!

Я выразительно показал на подушку под ногами. Он кивнул, лихо подхватил несколько потрепанных чемоданов воздушной петлей и посмотрел на Нину. Та кивнула и прикрыла глаза, а через секунду рядом с ней появилась ледяная повозка, в которую могли поместиться минимум пятеро.

Марьяна, чертыхнувшись, создала нечто похожее для остальных. Она старательно делала вид, что не замечает обмякшее тело своего мужа в руках Сидорчука и Григория.

— А где Новиков? — спросил я.

— Все еще собирает вещи, — фыркнула Нина. — Или спрятался.

— Нужно его найти, грузите вещи. И будьте наготове каждое мгновение.

Тем временем петля продолжала разрушаться. Крыша главного дома уже лишилась части бревен, они просто растворились, как и все остальное. Марьяна смотрела на это все пустым взглядом и обхватив себя руками. Я понимал ее печаль. Она больше двухсот лет выстраивала этот уютный мирок, а теперь огромная часть ее жизни стремительно исчезала.