— Помни: начальник не говорит никому больше, чем один раз. И это еще не все. Не имеешь права быть только где-нибудь, должен быть всюду.

— Бог храни вас здесь, — отвечает Марек и подает ему обе руки. Он явственно чувствует, как любит старого гетмана. У Пардуса добрые глаза. Да и сердце тоже. Хотя он все время маскирует это грубыми солдатскими словами.

— Пусть твоя голова крепко сидит на шее, Марек, — ворчит Ян Пардус и целует побледневшего юношу в обо щеки, как своего сына.

С Анделой Марек может попрощаться только заочно. Подъезжает на коне под окно, из которого выглядывает его темноволосая девушка. Что подарит она обращенному к ней лицу? Улыбку? Ободрение? Слово любви? Слезу? Скорее всего все вместе.

«Андела, ты звезда. Знаешь об этом?» — кричит все его взволнованное существо.

«Моя тоска пойдет за тобой», — отвечает испуганная Андела. Она не понимает, почему Марек должен уехать, хотя знает о готовящемся военном походе.

«Твой образ в моем сердце».

«Я всегда с тобой».

«На свете существуем только ты и я».

«Да, Марек, только ты и я», — отвечает Андела, и молодость ей вдруг не кажется бесконечной, как это было прежде. Какие мысли роятся в ее склоненной головке? Наверняка она заключает договор со временем. Через неделю? Через месяц? Скоро? Долго? Поздно? Никогда?

Уже неделя, как Марек на Качинском лугу. Он заметно похудел, глаза запали, возле губ горькие складки. Ему трудно управлять лагерем, который день ото дня разрастается. Каждую минуту у него что-нибудь да ускользает из рук. Приезжают паны в темно-красных одеждах, на мягких седлах. Они очень важные и слушают его вполуха. Прибывают высокомерные вельможи с надменными лицами. Они просто не замечают Марека. Напрасно он показывает им отведенные для них места. Они располагаются там, где хотят. На счастье, Качинский луг обширен. Трава тут недавно скошена, по краям торчат старые деревья.

Охотно подчиняются ему только начальники воинских отрядов из восточночешских городов. А люди все прибывают и прибывают: из Градце-Карлова, из Кутной Горы, из Высокого Мыта, из Часлава, из Хрудимы, из Ческого Брода и даже с Полички. В основном это пешие отряды, их одежда почти ничем не отличается от обычной, но вооружены они хорошо: арбалет, меч, за плечами щит, иногда вместо арбалета рогатина или алебарда. Голову прочно защищает шлем с завесой сзади, а у некоторых обычный капюшон. Плохо придется этим головам, если на них обрушится вражеский меч.

В лагере оживленно, как в огромной корчме. Крики, восторженные восклицания, ржание коней, вытаращенные глаза, открытые рты. Ярко пылают костры, — тут вертелы с кусками мяса медленно поворачиваются, там варится похлебка и слышен стук разбиваемых яиц. Приволье и простор. Воздух кажется разреженным, на солнце невозможно взглянуть.

Воины здесь как рыба в воде. Споры разрешаются с помощью мечей и копий. Бросаются друг на друга, не боясь изувечить своего товарища. Марек хотел было запретить эти драки, но вскоре понял, что это невозможно. Ему ничего не оставалось, как приспособиться к лагерной жизни: выпьет, если ему предлагают выпить, проглотит кусок, если его угощают, кричит, даже если его никто не слушает. Он все понимает. Ешь и пей! Зачем заботиться о том, что будет завтра! А когда ты пьян, то все проще — можешь врать, можешь ругаться.

Но и в окрестностях лагеря жизнь тоже бьет ключом. Воины торгуют с заезжими купцами, зазывают бродячих музыкантов, ищут сговорчивых женщин. Для чего же и существуют воины на свете? Марек приходит к выводу — для того, чтобы собрать вместе все дурные привычки.

И крестьяне из окрестных деревень тоже себе на уме. Прикидываются глуповатыми, словно Марека не понимают. Но чтоб деньги вперед и чем больше, тем лучше, а коли монеты малы, то сыпь их больше. Цены на коров, коней, муку, крупу, пшено, сено и солому растут не по дням, а по часам. Крестьяне еще и жалуются на все: на жару, на ветер, на холод, на неурожай, на нужду, на кулаки, которые стучат к ним в окна ночью. И никак им не вдолбить, что в округе не может быть покоя, раз уж на Качинском лугу собралось столько войска.

Марек вздыхает с облегчением, когда в лагере появляется пан Иржи. В синей тунике, с красным плащом через плечо, на голове зеленая шапка, отороченная красной кожей. Его широкое лицо светится улыбкой, он держится с достоинством, на челе начертана уверенность. Воины хорошо знают, что это означает: сегодня улыбка — завтра наступление. А за успехи и заслуги — награды, добыча, слава. Приходят послы с предложениями и пожеланиями, с серебром и с долговыми обязательствами. Иржи удовлетворяет их двумя словами, редко когда прибавляет третье.

Зато к дворянам и начальникам отрядов из городов обращается с пространными речами. В его шатер, увенчанный знаменем с эмблемой Подебрада, приглашен и Марек. Он остается стоять позади и рассматривает лица присутствующих панов. Большинство из них кажутся ему открытыми и ясными, а некоторые замкнутыми и мрачными. Ему кажется невероятно трудным объединить начальников разрозненных отрядов, не говоря уже о том, чтобы выступить с ними вместе в сражении. Марек боится, что при первых же трудностях они разбегутся.