Пан Иржи говорит осторожно. Словно только сейчас он ищет те слова, которые будут потом словами приказов. Поход в Саксонию. Отплатить за старую несправедливость. Это будет проверка боеспособности войска. Но не нужно стремиться к полной победе. Да это и не так-то легко. Мы не должны ожесточать Саксонию, чтобы она стала навеки нашим врагом. Возможно, паны сознают, что путь в Саксонию идет через Прагу? Они должны спокойно пройти через Прагу, так, будто это и не Прага вовсе и будто она ничуть не враждебна нам: она все же во власти католической партии.

Иржи словно разворошил осиное гнездо. Возмущаются Костка из Поступиц, Ян из Смиржиц, горожанин Андел из Ческого Брода, Ярослав из Мечкова, и это еще не все. Ропот, брань, гнев, угрозы. Шатер чуть не разнесен от внезапного взрыва чувств и азарта. Попрание чаши, произвол католического дворянства, враждебное выступление против подебрадского объединения, оскорбление пана Иржи, принуждения к переходу в католицизм. Такое сильное войско не должно пойти в обход Праги, но не может и пройти через нее спокойно. У нас есть все: конница, пехота, оборонные возы и аркебузы, запасы продовольствия и фуража, снаряжение для взятия городских укреплений. Вооруженный кулак. Стоит только его поднять и ударить.

Пан Иржи слушает внимательно. В уголках его рта прячется слабая улыбка, на лбу несколько морщинок, означающих беспокойство. Видно, он готов к бою внутри страны, но пока что взвешивает шансы. Он, наверное, еще не принял решения или скрывает его. Даже его последнее слово звучит как-то неопределенно.

— Мы должны все обдумать. Если мы однажды начнем, будет нелегко остановиться. Вы представляете, чем это может кончиться? Я — нет.

Отец Анделы — Ян из Смиржиц. Господин в Роуднице. Марек видит его впервые и не может отвести от него глаз. Он прискакал в лагерь в то время, когда Марек скупал запасы в Кобылиницах и в Заборжи над Лабой. Будущий тесть приобрел конкретный физический облик. Он, видимо, старше пана Иржи, у него волевой подбородок, лицо недовольное, но в глазах нет-нет да промелькнет выражение робости, застенчивости — как и у Анделы, — тем не менее взгляд свидетельствует о внутренней силе, которой не чужды колебания, но никогда — уступки. Слово «я» звучит в устах пана Яна легко и естественно. Это дворянин старинного знатного рода. Марек не может ему представиться, хотя страстно желает этого. Ведь наступит время, когда он будет жить с его дочерью. Станет его зятем. А это достаточно близкое родство. И стоило бы об этом заранее намекнуть. Только Марек боится, как бы раньше времени не повредить себе. Поэтому он остается в тени и свое имя произносит про себя, прибавляя к нему и имя Анделы. Потому что они с Анделой одно целое, хочет того Ян Смиржицкий или нет.

Однако это всего лишь коротенький антракт в жизненном спектакле, где, если не удается замысел, вмешивается случай. Обычно в этом спектакле события разворачиваются самым неожиданным образом и заканчиваются так, как никто не предполагает. И меньше всего Марек.

В подебрадском лагере один солдат из какого-то отряда украл копченый окорок. Это произошло на рассвете. Он схвачен и приведен к Мареку из Тынца. Парень ощетинился, глаза, как у рыси, под курткой худое мускулистое тело. Марек не моргнув глазом назначает наказание: пятьдесят ударов палкой. Никто этому не удивляется. Кража есть кража. Парень вопит как одержимый, так что сбегаются его однополчане. Заваривается страшная потасовка, во время которой вор убегает. Потасовка как потасовка — ничего особенного. Что может сделать обыкновенный кулак? Удар по уху, разбитый нос, сломанные ребра, вывихнутое плечо. Марек палкой разгоняет распаленных солдат. Нападающие покидают поле боя. Один хромает, другой ругается, третий держится за голову.

В этот момент на красивом гнедом жеребце подъезжает Ян из Смиржиц. Он бледен, губы сжаты, брови нахмурены. Конь под ним дыбится. Сразу становится тихо. Лица подебрадских воинов словно высечены из дерева.

— Кто велел избить моего солдата? — цедит сквозь сжатые губы Ян из Смиржиц.

— Я, — отвечает Марек и отбрасывает палку.

Он стоит на земле, но ему хочется быть намного выше. А это трудно — даже гордо поднятая голова не помогает.

— Кто ты?

— Начальник лагеря.

— Как твое имя?

— Марек из Тынца.

— Хватайте его! — приказывает пан из Роуднице. — Он получит такое же наказание!

Марек стоит как статуя. Даже пальцем не шевельнет. В нем закипает гнев, но в то же время он чувствует, как в душу вползает тоска. Словно всему наступил конец.

Побитые роудницкие воины набрасываются на него. Подебрадские солдаты стоят в нерешительности. Что они должны делать? Почему им никто не приказывает? Обычная драка вдруг превращается в зрелище. Простой спор оборачивается серьезными неприятностями. Все подвержены вспыльчивости. Даже знатные паны.

Отсутствует только главный актер. Иржи из Подебрад. Однако ангел-хранитель вовремя извещает его. Иржи скачет на своем белом коне. В синей тунике, с развевающимися волосами. Он спокоен. Стена зрителей расступается и впускает его внутрь круга.

— Что здесь происходит? — поднимает брови пан Иржи.

— Он дал моему воину пятьдесят палочных ударов, — цедит сквозь зубы Ян из Смиржиц.

— Отпустите его, — приказывает пан Иржи.

Марека тут же освобождают.

— Я хочу наказать его, — стоит на своем роудницкий пан.

Волнение исчезает с его лица, но ненависть остается.

— Что сделал этот воин? — обращается к остолбеневшему Мареку пан Иржи.

— Украл у нас копченый окорок! — кричат подебрадские воины.

Марек не издает ни звука.

— Пан Ян, — обращается Иржи к роудницкому пану. — Чему ты, собственно, удивляешься?

— Ничему, — обрывает Ян из Смиржиц. Поворачивает на месте коня, пришпоривает его и одним рывком оказывается вне круга — ротозеи едва успевают отскочить.

— Отправляйтесь восвояси, — приказывает пан Иржи воинам. Какое-то мгновение он смотрит на Марека. Ничего не говорит, хотя все понимает. Затем вспоминает, что он одет недостаточно официально, и возвращается в свой шатер.