Марек полон напряженного беспокойства. Он увидит соколиную охоту. Наверное, сюда прибудет подебрадский пан. Чем иначе объяснить бурную деятельность Пардуса? И Дивиш неспокоен. В его глазах ликование: сегодня наш день! Наверное, он прав. Оба они молоды, не женаты, у них и прошлого-то нет. Почему бы именно сегодня не наступил их день?

Приезжают верхом Иржи из Подебрад и два других пана: Ярослав из Мечкова, начальник дружины замка Мыдловар, и Ян из Гонбиц, начальник дружины замка Олдржих. Ян Пардус и его челядь застывают в почтительных позах. Не перед Ярославом из Мечкова, хотя он такой громадина, что, сидя на коне, почти волочит ноги по земле, и не перед быстрым как ртуть Яном из Гонбиц, а перед подебрадским паном — главой восточночешских ландфридов Иржи из Подебрад. На нем штаны в обтяжку и зеленый плащ с рукавами, по краям плаща бахрома, на рукавах прорези. Пояс с коротким мечом лежит на бедрах.

Марек взволнован, он не спускает глаз с Иржи. Иржи всего двадцать семь лет, но Мареку он кажется значительно старше. Невысокий, коренастый, круглое лицо спокойно, лишь карие глаза выдают живость и внимание. Он несколько медлителен, словно есть в нем скрытая тяжесть. Может быть, он занят своими мыслями? В чем же его сила? В уме? Или в его вере?

Много времени утечет, прежде чем Марек сможет ответить на эти вопросы. А пока что он мысленно оценивает Иржи, который держится просто и без внешнего блеска. Он еще не приобрел тех черт характера, которые возникают из чувства ответственности, не выглядит он и накопителем дукатов, хотя к нему почти каждую неделю стекаются товары. Пожалуй, его цель — постепенно занимать все более высокое положение на феодальной лестнице, а этого не сделаешь, если быстро не расширишь своих владений.

Марек чувствует, что перед ним человек, который находится в начале своего пути. Иржи смотрит, разглядывает, размышляет, взвешивает, а затем, отбросив колебания, делает шаг, который решит его будущее. Он, должно быть, знает, что век благоволит к нему. Наверное, он предвидит, что не состарится и за пятьсот лет.

Может ли Марек признать его своим господином, не противясь самому себе? Да, может, кивнул головой Марек и взглянул на Дивиша, который дружески ему подмигивает.

Ян Пардус, кряхтя, сел на коня, подъехал к панам и остановился вместе со всеми возле молодых буков. Место удобное для наблюдения.

Сокольничие вошли в низкую поросль, держа соколов на предплечье, обернутом грубой кожей. Сокол с капюшоном на голове похож на монаха. Так же склоняет голову. Но вот вспугнутые фазаны с шумом взлетают, с соколов снимают капюшоны, и начинается убийственная игра. Покорная птица превращается в хищника: сама стремительность и беспощадность. Сокол взлетает, видит жертву, растопыривает когти и молнией падает на тяжелого фазана, который не умеет защищаться. Первый фазан — и награда соколу кусок печени, второй фазан — еще кусок печени, и так за каждого. Ни один лучник не стреляет, круги перед глазами людей сужаются до маленькой точки, где кончается жизнь радужной птицы.

Но вот все устали — соколы, сокольничие, паны и лучники. Марек тоже устал — ему пришлось довольно постараться, чтобы повара получили достаточно фазанов для угощения охотников. Пока повара ощипывали фазанов, Марек и Дивиш направились к кустам, где накрыли стол, поставили белый хлеб и красное вино, — больше пока ничего, потом на столе появятся фазаны, но ужо в другом виде: золотисто-желтые, нашпигованные салом, с хрустящей корочкой, с ароматом свежих грибов и запахом чеснока.

Пришли паны. Иржи сел за стол первым. Остальные, не прекращая разговоров, начали тоже рассаживаться.

— Я тебя знаю, — сказал Иржи, увидев кудрявого Дивиша.

— Я Дивиш из Милетинка, — улыбнулся юноша.

— А ты? — спросил Иржи, обратив взгляд на задумчивое лицо Марека.

— Я Марек из Тынца, — ответил тот, радуясь, что так быстро вспомнил свое имя.

— Я уже знаю, — проронил Иржи. Глазами он наметил как раз этих двоих. — Услужите нам за столом. Сюда приедут пани.

Прислуживать за столом? Это значит одним панским словом отличить их. Марек и Дивиш счастливо переглянулись. Кое-что из их мечтаний начинает сбываться — этого не предвидел их начальник Ян Пардус.

Пани приехали в двух небольших экипажах, обитых темно-красным бархатом. Форейтор, конная вооруженная охрана. Четыре пани вышли из экипажей на просеке и сели за стол напротив панов. Они ополоснули пальцы в оловянной миске и теперь ждут, когда появятся золотисто-желтые птицы. Разговор перекидывается с одной стороны стола на другую и не касается ничего, что не было бы уже знакомо. Марек слушает, подавая блюда, и только уголком глаза взглядывает на того, кто говорит.

Пани Кунгута говорит тихо, сдержанно, словно ей по меньшей мере сорок лет и у нее трое взрослых детей, тогда как ей только двадцать и трое детей совсем маленькие. Платье из синего шелка подчеркивает чистоту ее лица, которое не поблекло от многократных родов, оно подчеркивает очарование ее женственности.

Пани Алена Вахова, затянутая в платье из черного шелка с белым кружевным жабо, определенно переняла нечто у своего мужа. Так, во всяком случае, кажется Мареку. Удлиненный овал лица, жесткие черты, высокая, в виде башни, прическа, делающая ее лицо еще более узким. Возраст угадать трудно... Говорит громко и отрывисто, словно бросает монеты. Мареку кажется, что пани Алены следует побаиваться.

Обе девушки — Бланка и Андела — явно стараются смягчить свою броскую красоту. И не из-за старших женщин, сидящих напротив них за столом, а скорее из-за двух красивых юношей, которые прислуживают им с особым вниманием. И хотя озорные искорки вспыхивают в глазах Бланки, лицо ее все же говорит, что никакая грязь к ней не пристанет. Жареного фазана она принимает с восторгом и мастерски разрезает его, Дивиш не может наглядеться на ямочки на локтях ее пухленьких рук и на столь же соблазнительные ямочки на щеках, которые обещают что-то удивительно приятное, но что — Дивиш не знает.