Шрифт:
В Крумлов он приезжает поздно вечером и останавливается на первом попавшемся постоялом дворе. Хозяин внимательно оглядывает его, и от этого не становится ни ласковым, ни веселым. Юноша выглядит так, словно он готов прыгнуть в пропасть, чтобы избавиться от чудовища, которое его преследует и вот-вот на него бросится. Только не видно здесь ни пропасти, ни чудовища. Дело гораздо серьезнее. Для Марека оно состоит в том, получит ли он благословение любви?
Утро застает Марека у монастырской калитки. Он понимает, что наступает решающий момент в его жизни. Чтобы только отправиться сюда, ему пришлось мобилизовать всю свою храбрость. Старая привратница в зарешеченном окошке только бросает взгляд на него. Кого она видит? Боже мой, молодого мужчину. Как его зовут? Марек из Тынца. Чего он желает? Ему необходимо говорить с Анделой Смиржицкой. Дряхлая монашенка исчезает и своим долгим отсутствием предоставляет Мареку время для размышления.
Обычная нетерпеливость здесь неуместна. Монастырские стены окружают великое таинство. Человеческие стремления там обрываются. Жизнь женщин, ушедших в монастырь, строго ограничена. Им остаются только осанны, благодарения и молитвы смиренной любви, которые возносятся к небесам. Только туда направлены все надежды и мечты.
Приходит настоятельница и зовет Марека в маленькую, чисто выбеленную приемную. Меч с пилигримским крестом должен остаться у привратницы, которая смотрит на тяжелое оружие с нескрываемым беспокойством.
Марек не знает, как говорить с настоятельницей. Он пришел сюда, вооруженный пылким сердцем и великой правдой любви, но он не уверен, что в монастыре действуют эти аргументы.
Монашеская одежда — это своеобразные доспехи. Мирская атака по ней может скользить, как по самой лучшей кольчуге. Но и это не главное. Марек чувствует внутреннее достоинство крумловской настоятельницы, ее серьезность и погруженность в любовь к Христу. Марек ощущает невидимое сияние, которое исходит от нее. Нет сомнения: настоятельница живет в ином мире, преклоняется только перед тем, что на небесах. Она не знает, как в сумраке встречаются возлюбленные, никогда не слышала горячих слов земной любви, не чувствовала трепещущих прикосновений любимого существа, не знает прелести и нежности маленьких детей, не чувствует, как они засыпают и как пробуждаются, потому что не переживала сладости материнства. Марек видит в ее прекрасном спокойном лице оттенок призрачности, но видит он и то, что настоятельница несколько взволновала. В глазах у нее вопрос, лицо настороженное.
Марек собирается с духом. В его сердце ясно слышится побуждающий голос, его мысль ищет самые подходящие слова. Он говорит смиренно:
— Достопочтенная мать, в вашем монастыре находится Андела Смиржицка.
— Да, — кивает настоятельница. — Она приехала сюда с рекомендательным письмом от отца Штепана.
— Как она себя чувствует? — с тоской спрашивает Марек. Он ощущает, что Андела совсем близко. Сколько стен ее от него отделяют? Одна? Две? Или что-то еще более неприступное?
— Ее горе беспредельно, — тихо отвечает настоятельница. — Мы плачем вместе с ней.
— Могу ли я поговорить с ней?
— Нет, пан, — решительно отказывает ему настоятельница. — Она в нервном возбуждении, которое часто вызывает припадки. Вы знаете о ее несчастье?
— Да, достопочтенная мать, — отвечает Марек, потому что он действительно об этом знает. — Нам достаточно для встречи совсем немного времени — минуты.
— Друзьями Анделы могут быть лишь сестры монахини из монастыря, — говорит настоятельница, опускает глаза и крепко сжимает руки. Марек чувствует в ней силу, которая делает невозможным следующую атаку.
— Я даже взглянуть на нее не могу?
— Удалиться от мира — ее первое и единственное желание.
— Я должен с ней говорить. Мою любовь к ней нельзя выразить словами, — выплескивает наконец Марек.
Он уверен, если не приложит все силы, то проиграет.
— Андела примет новое имя, станет безвестной монахиней и проникнется великой верой и любовью, которая нисходит на землю с небес, — спокойно объясняет настоятельница. На ее лице постепенно отражается удивление, печаль, а может быть, и еще что-то, похожее на покорность.
— Я ее люблю больше жизни, — произносит Марек, как клятву. Но его слова никак не действуют на настоятельницу. Человеческая любовь для нее нечто мятущееся, противное смирению. Она чувствует прежде всего ее греховность.
— Уезжайте, пан, — говорит она решительно. И лицо ее излучает сияние. — Мы поможем Анделе, она найдет мир внутри себя.
— Достопочтенная мать, — смиряется Марок, — скажите ей по крайней мере, что я тут был.
— Никакие земные послания не должны проникать в стены монастыря. — Настоятельница смотрит вверх, будто читает свой ответ на небесах.
— Что вы хотите с ней сделать? — кричит Марек.
Он готов кричать еще громче, ломиться в двери и вырвать Анделу из вечных и жестких объятий безвестных сестер, но кто-то невидимый мешает ему это сделать. Это святая Клара? Или, может быть, ангел? Или сам бог?
— Наш устав прост: мы отрекаемся от всего светского и посвящаем себя делам небесным, — говорит настоятельница торжественно, словно возвещает приход правды.
— А что станет со мной? — спрашивает подавленный Марек. Мысль о том, что Андела будет вечно одна и он тоже до самой смерти один, вдруг лишает его сил.