— Что с ней случилось?

— Однажды я вернулся домой после полугодового отсутствия, а моей жены дома не оказалось. Исчезла как дым. Никто не знает куда.

— Когда это было?

— Десять лет назад.

— Ты ее искал?

— Я все время ищу ее. Пока не потерял надежды. Я собираю сведения для пана Колды, но больше расспрашиваю о своей жене. Не видел ли кто-нибудь ее. Не встретил ли кто-нибудь ее. Не знает ли что-нибудь о ней.

— Ты ее любишь?

— Да, — кивает Вацлав Брич и хмуро смотрит в окно. Словно надеется узнать там что-то новое о своей жене. Но пока ему это не удается. Он пешком обошел всю землю, а конца поискам не видно.

— Значит, ты понимаешь, что такое любовь?

— Лучше, чем ты думаешь. Хотя, глядя на меня, это трудно предположить.

— Несчастные случайности не должны были бы играть роль в любви.

— Это не случайность, это судьба. Но у тебя на уме твоя судьба. Пан Колда рассказывал мне, что он тебе предлагал. По крайней мере ты узнал, как он великодушен.

— Я не мог принять его предложение, — говорит Марек тихо. — Пан Колда наш враг. И никогда он не станет нашим другом. Андела тоже не поняла бы моего поступка.

— Какая Андела? — с любопытством спрашивает Брич.

— Андела Смиржицка. Знаешь хозяина Роуднице? Яна из Смиржиц? Это его дочь. — Мареку становится легче оттого, что он может произнести имя своей возлюбленной. И теперь ему кажется все гораздо проще: препятствия отступают в прошлое, мечты о счастливой жизни вместе с Анделой получают реальные очертания.

— Марек, — задыхается Вацлав Брич. В его голосе испуг, словно он внезапно обнаружил, что у него нет руки или ноги.

— Что с тобой? — пугается Марек. — Ты знаешь что-нибудь об Анделе?

— Нет, — снова прячется в свою скорлупу Брич, но по его лицу видно, что ему что-то известно, но он связан обещанием молчать.

— Почему ты молчишь? — пристает Марек.

— Это какое-то проклятье! — содрогается Брич.

— Я должен знать, — решительно говорит Марек.

Он чувствует, что известие плохое. Но что делать? Ветер дует все время против него.

— Узник не должен знать того, что творится за стенами тюрьмы, — назидательно произносит Вацлав Брич, чтобы успокоить свою совесть. — Но это серьезное дело. Оно касается всего рода Смиржицких. А значит, и тебя. Если ты все еще думаешь об Анделе Смиржицкой.

— Андела — моя жизнь.

— Ян Смиржицкий написал письмо молодому королю в Вену, в письме он предостерегает короля, чтобы тот опасался Иржи из Подебрад. Если у него не две головы, то пусть повременит ездить в Прагу. Потому что может стать короче ровно на голову.

— Дальше. Это не все, — прерывисто дышит Марек. В сердце у него мрак и тишина.

— Да, это не все, — подтверждает Вацлав Брич и нехотя продолжает: — Воспитатель Ладислава, граф Цельский, послал пану Иржи копию письма. Ты догадываешься, что произошло после. Ян Смиржицкий заключен в тюрьму, и теперь его ждут палач и плаха.

— Это невозможно! — защищает Марек себя и Анделу.

Он чувствует, что это событие — катастрофа, непреодолимое препятствие, потому что хорошо знает нежное сердце Анделы и может себе представить, что с ней творится. Что он прочел бы на ее лице? Бессилие и муку. Что нашел бы в ее душе? Отчаяние. Что же, Марек будет только наблюдать ее страдания? Нет, он должен ей помочь. Он сделает все, чтобы уберечь Яна из Смиржиц от палача и плахи, хотя этот дворянин и не проявил к нему ни малейшей симпатии. Скорее наоборот. Может быть, Мареку удастся смягчить сердце пана Иржи, чтобы он сохранил жизнь отцу Анделы. Это будет трудно, но Марек должен попытаться.

Все сразу летит вверх тормашками. Решение Марека быстро, как прыжок. У него должны бы вырасти крылья, чтобы он мог взмыть к небесам и лететь в Прагу.

— Я сегодня же уеду, — заявляет Марек. Он даже не вспоминает, что он узник и что существуют стены.

— Сначала ты должен обратиться к пану Колде, — отвечает Вацлав Брич. Он заметно смягчается. Слышит отчаянные нотки в голосе Марека и чувствует силу его надежды.

— Я пойду к пану Колде, — говорит Марек послушно, потому что вдруг осознает, что должен туда идти.

Пан Колда стоит перед потухшим очагом. Взгляд Марека скользит по нему, как по каменной статуе. Каким умеет быть этот необузданный пан: одновременно взбешенным и уравновешенным, вспыхивающим и невозмутимым, шумным и тихим. Его испытующий взгляд предупреждает наперед: «Ну-ка осмелься!» Даже очаг некогда был соучастником буйства пана Колды. Ему приходилось жарить ягнят, окутывая себя дымом горящих поленьев, слушать завывание ветра и дикие выкрики хозяина замка.

— Надеюсь, твое желание таково, что я смогу его исполнить, — говорит пан Колда сдержанно.