При упоминании ста рублей в месяц у меня в голове всплыл образ Акакия Акакиевича из гоголевской «Шинели». Тот получал четыреста рублей в год и жил в крайней нищете, экономя на всём, чтобы купить новую шинель. А мне предлагали в три раза больше, но лет через десять в лучшем случае. И говорили — живи и радуйся.

«Вот тебе и перспектива», — мрачно подумал я.

— Но даже если я отдам вам имение прямо сейчас, — сказал я, — останутся ведь ещё долги братьев.

— Это уж твои проблемы, — пожал плечами дядя. — Изворачивайся как хочешь. Дом в Калуге продашь, может хватит.

«Куда ни кинь — всюду клин», — подумал я.

С одной стороны, можно было согласиться на предложение дяди. Отдать имение, пойти в чиновники, жить на скромное жалование. Многие так жили — тысячи мелких служащих по всей России.

Но что-то во мне сопротивлялось этой мысли. Может быть, остатки гордости того Александра Нестерова. А может быть, просто нежелание сдаваться без боя, я всегда был бойцом и бился до последнего.

«Земля есть, — рассуждал я про себя. — Правда, немного, и людей мало. Но это только начало. Может быть, можно что-то придумать? Как-то выжать толк из этой Сосновки?»

— Хорошо, дядя, — сказал я наконец. — Год так год. Попробую что-нибудь придумать.

Алексей Васильевич усмехнулся.

— Попробуй, племянничек, попробуй. Только учти — я человек слова. Если через год денег не будет, имение забираю без разговоров. А про Гинцбургов обязательно поинтересуйся.

Он встал из-за стола.

— Ну что ж, все обговорено, осталось дело сделать. Слышу Семён ведет чиновничью братию.

Оформление моего вступления в наследство длилась несколько часов, дядя как коршун проверял каждую букву и чуть ли не под лупой изучал каждую бумагу. У меня под конец сложилось стойкое предубеждение против управляющего Семена Ивановича, уж как-то скользко он выглядел.

Когда оформление закончилось господин управляющий попросил у меня с завтрашнего дня недельный отпуск, который я ему с большим удовольствием предоставил.

Алексей Васильевич его просьбой явно был озадачен, но промолчал и тут же поторопился уехать, отказавшись от обеда.

Когда его коляска скрылась за поворотом дороги, я решил осмотреть старый господский дом. Может быть, там найдётся что-то ценное, что можно продать?

Дом встретил меня запахом сырости и тлена. Окна были заколочены досками, но сквозь щели проникало достаточно света, чтобы разглядеть внутреннее убранство.

Зрелище было печальное. Паркетные полы прогнили и провалились во многих местах. Штукатурка осыпалась со стен, обнажая кирпичную кладку. Потолки кое-где обвалились, и сквозь дыры в крыше проникали дождь и снег.

Из мебели почти ничего не осталось — видимо, всё ценное давно продали, а возможно и разворовали. В огромной гостиной стояло только покосившееся пианино с пожелтевшими клавишами, да несколько сломанных стульев.

«Чтобы привести этот дом в порядок, нужны огромные деньги, — понял я, обходя комнаты. — Полы менять, крышу чинить, всю внутреннюю отделку делать заново…»

Единственное, что ещё держалось, — это стены. Толстые кирпичные стены и красивые колонны у парадного входа. Но для восстановления дома этого было явно недостаточно.

С тяжёлым сердцем я вернулся во флигель. На кухне меня ждал приятный сюрприз — кухарка Пелагея готовила ужин, и судя по запахам, ужин предстоял отличный.

— Пелагея, — сказал я, — а что это ты готовишь?

— Да так, барин, — ответила она, раскрасневшись от жара печи. — На радость, что вы приехали, решила угощение устроить. Тельное у меня из щуки получилось, ботвинью сварила. Да ещё утку фаршированную полбой приготовила, с редькой маринованной.

— С маринованной редькой?

— А это я по-особому её делаю, барин. Рецепт у меня секретный. Очень вкусно получается.

Действительно, когда мы сели ужинать, обед как-то выпал из графика, еда оказалась превосходной. Тельное из щуки было нежное и ароматное, ботвинья — освежающей, а утка с полбой просто таяла во рту. Маринованная редька добавляла всему особый пикантный вкус.

— Пелагея, ты золото, — похвалил я кухарку. — Где ты научилась так готовить?

— Да я ещё при покойной барыне, царство ей небесное, училась, — ответила она с гордостью. — Она меня в Москву возила, к какому-то знаменитому повару. Многому у него научилась.

За стол я посадил не только Семёна Ивановича, но и Степана с Вильямом. Это вызвало удивлённые взгляды слуг — видимо, прежний хозяин так не поступал.

— Семён Иванович, — сказал я, наливая всем настойки, — расскажите подробнее о доходах имения.

— Да что рассказывать, Александр Георгиевич, — вздохнул управляющий. — Доходы у нас как я говорил небольшие — чуть больше восьмиста рублей в год. А если еще и лес перестанем рубить, как требует ваш дядя, то и будет и того меньше.

— А расходы?