Да, дядюшка большой человек. Не к каждому уездная, а тем более губернская канцелярия приезжает. Семен Иванович, осознав значимость сего момента, на полусогнутых удалился встречать гостей.

— А ты, племянничек, изменился. Усишки свои и козлиную бороденку сбрил, уже молодец. Позврослел, на мужчину стал похож, — изменения в свей внешности я видел и сам, глядя на себя в зеркало.

Сквозь Сашеньку проступили какие-то неуловимые, но знакомые и приятные мне черты. Я определенно выглядел старше, а самое главное серьёзнее и солиднее.

— О твоих подвигах в Европах мы тут наслышаны. Ни чем ты меня не удивил, хорошо что хотя бы не обрюхател никого. В отличии от… — продолжать дядя не стал, а хмыкнув и покачав головой достал толстую записную книжку.

— Только на своих спутников не думай, не бери грех на душу. Про твои художества я не от них знаю. Ну так вот, вчера ко мне заезжал Иван Петрович Торопов. Спрашивал, когда долг господа Нестеровы отдадут. Четыре тысячи рублей, между прочим. Немало.

Я молчал, не зная, что ответить.

— А позавчера письмо получил от купца Воронцова из Калуги. Тоже интересуется — когда его три тысячи вернём. А на прошлой неделе сам ездил в Тулу, к Кознову-банкиру, — дядюшка скривился как от внезапно увиденной гадости. — Этот паук тоже не дремлет — хочет свои восемь тысяч обратно. С ним вообще связываться, ох, как не хотелось. Ты в облаках витал, Париж покорять собирался. А твоя матушка поехала у этих кровопийцев Гинцбургов деньги занимать. Знаешь кто такие?

Я отрицательно покачал головой. Мне эта фамилия ничего не говорила.

— Немцы или евреи какие-нибудь, — предположил я.

— Почти угадал. Хорошо мир не без добрых людей. Успел я вмешаться, а то бы одни они уже по миру вас пустили. Вот еще одна расписка на пять тысяч, но чья тебе знать не положено.

Дядя методично перечислял суммы, а я подсчитывал в уме. Только по этим четырем кредиторам выходило двадцать тысяч рублей. А ведь были ещё проценты и другие долги.

— Понимаешь, племянничек, — продолжал дядя, демонстративно не называя меня по имени, — все эти люди давали деньги не твоему батюшке. Они давали их мне. Под моё честное слово и мою подпись. Почти без процентов, потому что знают, кто я такой и какова цена моего слова. И хорошо, что ассигнациями, а не серебром.

Он налил себе ещё рюмку и выпил не торопясь.

— Твой отец, царство ему небесное, был человек хороший, но непрактичный. Жил не по средствам. Да и сыновья у него выросли… — он посмотрел на меня красноречивым взглядом. — Ты в Париже просаживал деньги, братья твои в Петербурге кутили, а потом на Кавказе головы сложили. Всё это требовало немалых расходов. Нехорошо об усопших плохое говорить, да молчать еще хуже. Женился Петр на красавице, да только на редкость голожопой и с большими запросами.

«Так вот откуда деньги брались», — понял я. Семья жила в кредит, в том числе и под гарантии богатого и влиятельного дяди. И теперь пришло время расплаты.

— Но я, Александр, не бессердечный, — продолжал Алексей Васильевич, впервые назвав меня по имени. — Кровь не вода. Братья твои непутевые за Веру, Царя и Отечество головы сложили. Отец твой и дед тоже когда-то Государю честно служили. Поэтому я кредиторам сказал — дам вам гарантию, что через год деньги племянник вернет. А если нет — я сам с вами рассчитаюсь.

— А если я не рассчитаюсь… — начал я.

— То имение с молотка должно будет уйти, — спокойно закончил дядя. — Оно как раз тысяч сто стоит. Но я и с другими долгами сам разберусь. А Сосновку заберу. В счёт погашения долга. И надо сказать, Сосновка заслуживает лучших хозяев. Место тут отличное, сосновый бор тут на редкость хорош. Я бы здесь охотничий домик поставил. А лес по любому прекрати изводить.

Он говорил об этом так, словно дело уже было решено.

— А что будет со мной? — спросил я.

— А тебе, дорогой племянник, если долги не выплатишь, прямая дорога в чиновники. Человек ты грамотный, университет окончил, четыре языка знаешь. Поступишь на государственную службу. Дадут тебе четырнадцатый класс — коллежского регистратора. Станешь вашим благородием с жалованьем в пятнадцать рублей в месяц.

Пятнадцать рублей в месяц. Сто восемьдесят рублей в год. На эти деньги можно было разве что не умереть с голоду.

— А так как человек ты образованный, то через месяц другой, это зависит как быстро твоё представление в Петербург попадет, тебя произведут в губернские секретари. Это двенадцатый класс. Через три года, если будешь на хорошем счету, поднимешься до коллежского секретаря. А это уже десятый чин, — продолжал дядя. — А там уже и девятый чин не за горами. По твоим талантам как раз титулярный советник — это по тебе. Будешь получать больше ста рублей в месяц. А может и жар-птицу за хвост поймаешь, в ведомство господину Нессельроде перейдешь. Только побыстрее французские долги верни, — Алексей Владимирович брезгливо ухмыльнулся, глядя мне в глаза.