— Принеси мыло, расческу, полотенце и свежее белье.

Содрав сапоги, бросил их в руки Степана.

— Почисти, — краем глаза я увидел очередное изумление своего лакея. Похоже мои действия были ему также непривычны, как и предыдущие речи.

Вспомнив свои армейские годы, когда приходилось с голым торсом мыться холодной водой, например, после утренней физзарядки, я, фыркая как морж, помылся с головы до пят.

Степан дважды добавлял в умывальник воду. Лакей он наверное расторопный, так как принесенная им вода была уже теплой.

Помывшись и вырядившись в чистое, я почувствовал себя намного лучше, даже шея начала болеть намного меньше. Степан принес какой-то шейный платок и он успешно скрыл красный след на шеи.

Причесавшись, я еще раз принялся разглядывать себя в зеркале.

На этот раз увиденное мне почти понравилось.

Из зеркала на меня смотрел молодой человек, я немного напрягся вспоминая, двадцати двух лет. Худощавый, немного бледный, с правильными, даже красивыми чертами лица. Длинные, закрывающие уши светло-русые волосы, серые глаза, тонкие усики над верхней губой и небольшая бородка клинышком. Вполне симпатичный малый, если честно. Да, надо привыкать к себе новому.

Чистые новые носки приятно ласкали ноги, и даже не хотелось одевать сапоги.

«А Степан молодец, шустрый мужичок. Вон как успел начистить сапоги, блестят так, что можно в них и посмотреться», — подумал я, натягивая сапоги.

Степан умчался приводить в порядок жилетку и сюртук, а я подошел к столу и взял верхнюю бумагу, исписанную немного корявым и явно дрожащим почерком.

С дореволюционной орфографией я был немного знаком и без особого труда начал читать:

«Мир жесток и несправедлив. Я, Александр Георгиевич Нестеров…» и дальше предсмертное идиотское бла-бла гения, непонятого человечеством.

Степан молодец, успел принести подсвечник с тремя зажженными свечами и что-то типа большой пепельницы. Я без колебаний сжег в ней эту чушь. То, что в этом мире меня зовут также, как в покинутом, мною было воспринято совершенно спокойно и даже как само собой разумеющееся.

После этого я взял в руки письмо, полученное накануне. Его автор, некий Семен Иванович, в памяти тут же всплыло, что это управляющий имением, сообщал «милостивому государю Александру Георгиевичу», то есть мне, что мои родители — батюшка Георгий Петрович и матушка Мария Васильевна — скоропостижно скончались в один день, получив известия о гибели на Кавказе старших сыновей Петра и Василия. И поэтому мне надлежит срочно вернуться в Россию.

А ниже было обстоятельное дополнение, написанное рукой старшего брата матушки Алексея Васильевича. Его имение было в соседнем уезде и он взялся подготовить все дела для моего вступления в наследство.

То, что он написал тянуло не на дела, а на поганенькие делишки.

Имение Нестеровых так себе: одна деревня Сосновка, деревянный господский дом, четыреста десятин пахотной земли и около ста крепостных душ мужского пола. Жить, не тужить, в принципе можно. Но есть одно «но». Долги.

Имение, как полагается у большинства нынешних русских дворян, заложено. Оставшиеся тысяч десять залога в Государственном заемном банке, которые надо платить еще целых пятнадцать лет, сумма приличная, но сущая ерунда на фоне всего остального.

Алексей Васильевич успел немного разобраться в наших семейных делах и выяснить, что батюшка оказывается назанимал еще кучу денег у, как сказали бы в покинутом мною 21 веке, физических лиц и в каких-то мутных конторах, например у какого-то еврейского менялы в славном местечке Бердичеве.

Но это полбеды. Второй половиной беды были долги моих братьев. Жалования и денег, присылаемых родителями и бездетным Алексеем Васильевичем им во время их гвардейства в славном городе Санкт-Петербурге, естественно, не хватало, и они долги делали сами. Особенно старший — Петр.

Он умудрился влюбиться в очень красивую дамочку, жениться на ней и завести двух детей: мальчика и девочку. Избранница брата была из московских беспоместных дворян и приданное за неё он получил два сундука нарядов.

Второй брат, Василий, жениться не спешил, долгов он наделал по меньше, и все исключительно карточные.

После отбытия братьев на Кавказ количество новых долгов резко уменьшилось, а невестка с детьми приехала жить к родителям мужа.

Какова сумма общих долгов Алексей Васильевич еще не знает, но обещает к приезду племянника разобраться. И дядюшка полагает, что на моей шее повиснет не меньше ста тысяч.

К моменту, когда я закончил читать письмо, вернулся Степан. Он определенно очень хороший слуга. Почищенные им сюртук и жилетка выглядят вполне пристойно, по крайней мере их не стыдно надеть.

— Степан, собирай вещи. Едем в Россию.

— Но, барин…

— Денег нет?

— Нету.

— А у нас есть что продать или заложить?

— Если покопаться то можно найти, вот ваши пистолеты, например. Или кое-что из гардеропу.

— Что-нибудь по настоящему дорогого и ценного сердцу есть? — что там есть у меня нового я, естественно, не знаю. Возможно если напрягу свои мозги, то может что-нибудь и всплывет.