Шрифт:
— Хотела припугнуть тебя, чтобы ты вела себя осторожнее.
— А просто научить принимать противозачаточные было нельзя?
— Ты меня тогда совсем не слушала. Не предохранялась, даже зная о болезни.
— Болезни, которой у меня никогда не было, потому что ты ее придумала? Откуда ты вообще ее взяла?
— Читала одно исследование, когда училась на акушерку. Просто запомнилось.
— Ты вообще когда-нибудь собиралась сказать мне правду?
— Конечно. Когда ты повзрослеешь.
— Мне тридцать лет! Сколько мне еще пришлось бы ждать?
Ответа у меня нет.
— Почему ты соврала, что у меня родилась дочь, а не сын? — продолжает она.
— Не хотела расстраивать.
— Какая заботливая мамочка!.. Можно подумать, тебе было дело до моих чувств.
— Да, было. И есть. Возможно, даже чересчур.
— Если ты не верила в меня, почему не помочь вырастить сына?
— Ты бы мне не позволила.
— С чего ты взяла? Ты ведь даже не спросила. Вообще никогда меня ни о чем не спрашивала…
— Ты была одержима мерзавцем Хантером. И не стала бы меня даже слушать, как не слушала раньше. Вела себя, как хотела, приходила и уходила в любое время дня и ночи. До пятнадцати лет успела дважды забеременеть. Хочешь сказать, что из тебя и из этого наркомана получились бы нормальные родители?
Она знает, что я права, и поэтому меняет тему, вместо того чтобы спорить.
— Как долго Дилан был здесь?
— Не помню.
— Не ври.
— Много времени прошло.
— Такое не забывается.
— Два, может, три дня.
— Как ты успевала заботиться и обо мне, и о нем? Почему я не слышала, как он плачет?
— Я была осторожна.
— Посадила меня на успокоительные?
К ее явному неудовольствию, я не отвечаю ни на этот, ни на другие вопросы о первых днях Дилана и о поисках для него новой семьи. Нина меняет тактику.
— Ты знала, что моксидогрель может вызвать раннюю менопаузу? И к девятнадцати годам я окажусь бесплодной?
— Конечно, нет. Никто не догадывался о побочных эффектах, пока не стало слишком поздно. Тогда его сразу сняли с производства.
— У меня могла быть семья.
— Мне очень жаль, Нина, прости. Ты должна мне верить.
— Верить тебе? После всего? Ты раскаивалась, что отдала Дилана?
Тема скользкая, поэтому я тщательно подбираю слова.
— Тогда у меня не было иного выбора.
— Ты не указала мое имя в его свидетельстве о рождении. Почему вписала себя?
— На случай если он попытается найти свою мать. Я думала, тебе будет слишком тяжело с этим справиться.
— То есть ты хотела обмануть его, как и меня. А что с папой? Зачем ты его убила?
Я отворачиваюсь. Мне ни капли не жаль, что он мертв. Но говорить ей об этом слишком опасно.
— Мне жаль, что все так закончилось, — отвечаю.
— Зачем ты это сделала?
Мотаю головой.
— Зачем?! — орет она.
Объяснить я не могу, поэтому просто отворачиваюсь, чтобы не смотреть.
Мой отказ выводит ее из себя. Без предупреждения Нина бросается ко мне, и я ничего не могу сделать, чтобы ее остановить.
Глава 55
Нина
Два года назад
Злоба, копившаяся во мне последние пять недель после тех страшных открытий, вырывается наружу.
Я хватаю Мэгги за шею, прижимаю к матрасу и наваливаюсь сверху. Она еще очень слаба, поэтому мне легко с ней справиться. Пальцы все крепче сжимаются вокруг ее горла.
Не знаю, в кого я превратилась, но я — больше не я. Словно настоящая Нина отступила в ужасе в угол комнаты и смотрит оттуда, как кто-то, похожий на меня, душит мою мать. Мои руки сдавливают ее шею, не давая воздуху проникать в легкие. Она открывает рот, пытаясь что-то сказать, но слова звучат неразборчиво. Одна ее нога мечется сзади, пытаясь меня столкнуть; естественно, тщетно. Другая, прикованная цепью и сведенная судорогой, гремит металлом.
— Ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу! — кричу я и не узнаю собственный голос.
Охватившая меня бешеная ярость поначалу кажется мне чем-то беспрецедентным, однако потом, словно вспышка, в мозгу появляется смутное воспоминание. Дежавю. Размытые, быстро движущиеся черно-красные тени в тусклом свете. Не в первый раз меня одолевает властная потребность наносить удары и причинять боль, вот только вспомнить, когда такое уже случалось и по какой причине, я не могу. Видение из прошлого исчезает так же быстро, как появляется, и я снова в настоящем. И сразу понимаю: если не ослаблю хватку сейчас, то потом уже не смогу остановиться. И убью женщину, которая дала мне жизнь, но отняла все ценное, что в ней было.