— Степень моего вмешательства и без того крайне высока. Контролировать каждый аспект жизни людей, пытаться обуздать ваши стремления, желания и нежелания — путь в никуда. — Спокойно ответил Артур. — Не было бы никаких отличий между мной и Оригиналом, реши я подавить в корне любое сопротивление.

— Да, да… — На выходе бросил цесаревич. — Свобода воли есть основа человечности. Я уже слышал об этом, когда ты предоставил китайцам самим разбираться с бунтом в одной из колоний. Но здесь другое. Повреждение одних Врат и захват других, пусть и не введённых в эксплуатацию — очень… показательный прецедент.

— Мы уже избежали худшего. Даже схлопнись сейчас все Врата разом, колонисты продолжат жить. И как минимум одна из двадцати семи колоний просуществует достаточно долго, чтобы дать начало полноценной цивилизации, обладающей знаниями, которых так недоставало на Земле когда-то. — Логика и рациональность, приправленная чисто человеческими принципами говорила голосом Артура Геслера. Говорила правду, которую, впрочем, не все были готовы так просто принять. — К тому же, всё не так плохо, чтобы обвинять меня в невмешательстве…

— Я и не виню. Просто мне действительно любопытно, Артур, чем ты руководствовался тогда, и что ведёт тебя сейчас. Силой навязать свою волю всем странам мира. Перестроить многие из них. Ликвидировать недовольных… — Владимир выдохнул и медленно вдохнул, собираясь с мыслями. — А после смотреть за тем, как против проекта Экспансии выступают миллионы с весьма влиятельными людьми во главе. И это только начало, как пить дать.

Владимир хорошо знал свою сестру, чтобы понимать: она не предприняла бы столь решительных действий, не согласись кто-то оказать ей существенную поддержку.

— Я — не росчерк на бумаге, друг мой. И моё мнение может меняться точно так же, как твоё или, скажем, Лины, о которой ты сейчас столь активно думаешь. Нет, я не лез в твою голову, но у тебя всё на лице написано…

— Да, я несколько расклеился. Но наедине с тобой, полагаю, я могу себе это позволить. — Отмахнулся цесаревич.

— Где, как не здесь? И всё же, Владимир, я изменяюсь не меньше, чем кто-либо ещё. Просто последствия этих изменений куда масштабнее, чем превращение из скромной младшей сестры в идейного лидера одного из крупнейших «белых» оппозиционных направлений планеты…

Он не должен был меняться, являясь Аватаром — слепком, концентрацией, эхом былого. Но вопреки всему изменения становились всё более явными с каждым месяцем, чем-то напоминая самому Аватару ни много, ни мало, а деградацию ментально порабощённых людей. Он отдалялся от «идеала» тем сильнее, чем больше наблюдал за людьми.

И на данный момент Аватар уже не видел смысла во многом из того, что «эхо Артура Геслера» в момент своего рождения сочло бы необходимым и неизбежным.

— Со скромной ты, конечно, загнул, Артур. — Владимир усмехнулся, но в усмешке этой не было ничего, кроме усталости и отблеска нарастающего отчаяния.

— Всё познаётся в сравнении. Тем не менее, у неё есть все шансы пережить бурю. И ты отлично знаешь, что для этого нужно сделать. — Всего лишь выбор между долгом перед народом и долгом перед семьёй. Такой простой, и одновременно такой сложный. — Вмешиваться я не стану. Ни как Аватар, ни как Артур Геслер.

— Будешь просто наблюдать?

— Я уже передал людям всё, что необходимо знать для выживания. Удостоверился в том, что эти знания не будут утрачены. Задал направление и обеспечил первоначальный импульс на этом непростом пути. А для того, чтобы вести по нему людей… — Артур Геслер покачал головой. — … мне придётся как бы не ополовинить население планеты. А это не то, на что я готов пойти ради незначительного увеличения шансов человечества на выживание.

— Отец ещё несколько месяцев назад сказал, что совсем скоро ты займёшь позицию безмолвного наблюдателя. Мне не хочется это признавать, но он, похоже, оказался прав. — Владимир опустил веки на несколько секунд, тщательно собираясь с мыслями.

— Я всё ещё корректирую некоторые научные изыскания в метрополии и колониях, так что полностью отошедшим от дел меня назвать нельзя. Впрочем, в глобальном смысле я и правда отныне буду лишь смотреть.

И делать выводы на основе увиденного для того, чтобы понять: был ли во всём этом смысл, и преодолеет ли обновлённое человечество проверку временем само, без «всесильной» длани, его направляющей.

А там, возможно, найдётся и ответ на вопрос о том, что же, в конце концов, было тем, ради чего Оригинал отделил от себя небольшую, но всё же существенную часть памяти, воплотившуюся в Аватара.

Свобода воли и выбора? Комплекс ограничений, парадоксов и хрупких эмоциональных связей? Право на ошибку? Несовершенство? Уязвимость? Субъективность?

— Надеюсь, мы ещё увидимся, Артур. Но, на всякий случай… спасибо за всё. И прости, если что. — Цесаревич Владимир развернулся и, махнув напоследок рукой, направился к выходу из кабинета. Ему предстояло сделать многое из того, за что он себя или проклянёт, или…