— Я понимаю, и по этой же причине я прибыл сюда тайно, советник Хусейн. Моя свита сопроводит меня до входа, а дальше я справлюсь и сам.

— По крайней мере, позвольте нам сначала проинформировать террористов о вашем прибытии и намерениях. В противном случае они могут сначала ударить, а после уже разбираться, кто показался на горизонте. — Дождавшись согласного кивка со стороны Владимира, Хусейн приложил указательный палец к гарнитуре у уха, перейдя на слабо понятный цесаревичу восточный язык. Лишь по тону было понятно, что он описывал подчинённым ситуацию и отдавал приказы. — Подождёте хотя бы с четверть часа, цесаревич?

— Как вы сочтёте нужным, советник…

Ждать Владимир не любил, но умел. И особенно легко это давалось, если в голове ещё не сложилось никаких конкретных представлений о том, что и как говорить, чтобы исправить ситуацию хотя бы частично.

Лина… за последние два года она, казалось, изменилась лишь в том, что касалось Артура Геслера, Лжебога и непосредственно Плана. Увидев больше, чем следовало бы, цесаревна уверилась в одной простой мысли: добром тирания некогда друга не закончится, и человечеству нужно сделать всё для того, чтобы избавиться от его влияния.

Понимала ли она, что противостояние лоб-в-лоб — провальная затея? Бесспорно. Но она и не шла на конфликт ранее, со всем своим умом плетя интриги за спиной семьи. Предвосхищение планов телепата около-пятого ранга и раньше казалось Владимиру чем-то крайне сложным. А теперь, когда в этом провалились и люди отца, и его собственные подчинённые, окончательно убедился в том, что это было бесполезно с самого начала.

Лина за два года сделала то, на что у многих уходили десятилетия. Сколотила свою «оппозиционную ячейку», вышла на связь с «коллегами» из иных стран и подготовилась к тому, чтобы, по всей видимости, оставить планету вместе с теми, кому доверяла или кого успела проверить.

Как говорил ей когда-то наставник по особой, «женской» самообороне — «Не можешь победить ни в лобовом столкновении, ни хитростью — просто избегай боя». И цесаревна слишком буквально усвоила этот урок, применив на практике тогда, когда этого от неё ждали меньше всего.

Группировка численностью в три сотни бойцов и псионов. Несколько тысяч гражданских. И все — на территории объекта ждут своей незавидной судьбы. Слишком невелика вероятность того, что им удастся запустить Врата своими силами, даже имея «на руках» данные точкам входа-выхода, предоставленным Артуром.

Они уже отчаялись, но пока не подошли к грани, чтобы потребовать предоставить им специалистов. Но в какой-то момент голод, жажда и банальное перенапряжение сделают своё дело: Великий Калифат лишится своих драгоценных Врат, цесаревич — потеряет сестру, а род Романовых обзаведётся иссиня-чёрным пятном на репутации.

Владимира устроила бы первая и последняя потери, но вот оставить Лину на произвол судьбы он был не готов. Лучшим вариантом он видел её согласие на неучастие в отражении штурма: тогда, вероятно, террористов просто сомнут превосходящим числом телепатов, прибывших в том числе и из Российской Империи, и теперь ожидающих согласия «хозяев земли» на своё участие в операции. Вариант средней паршивости подразумевал захват Лины в ходе штурма с её последующим выкупом у испытывающего материальные трудности Калифата, но там оставался риск подрыва всего объекта.

Хусейн прервал его размышления:

— Они согласны на организацию такой встречи, если экс-цесаревна подтвердит вашу личность, цесаревич Владимир. Но, как я и предупреждал, всё на их условиях: внутри комплекса, без сопровождения и средств связи. Разумеется, без каких-либо гарантий безопасности. — Взгляд старейшины стал тяжелее. — Вы всё ещё намерены идти, цесаревич? Риск непомерно велик, и никто не упрекнёт вас в нежелании на него идти.

Владимир кивнул, отбросив сиюминутно вспыхнувшие сомнения. Путь был выбран. Отступить — значило признать окончательное поражение себя как Владимира Романова, уступив бразды правления тому, кого так долго и старательно в нём взращивал отец. Наследнику.

— Я иду. Проинструктируйте ваших людей, чтобы не мешали. И… если что-то пойдёт не так, — он сделал паузу, глядя Хусейну прямо в глаза, — действуйте по обстановке. Если что, мои люди подтвердят, что я решил туда идти самолично. Имейте это в виду.

Хусейн грустно улыбнулся.

— Я приму ваши слова к сведению, цесаревич Владимир. Да хранит вас Аллах… или тот, в кого вы верите. — Владимир удивился, пусть и не подал виду. А после Хусейн уже дал отмашку стоящим чуть поодаль офицерам с оружием наготове. — Проводите цесаревича Владимира ко входу «Гамма». В конфронтацию без причины не вступать, наблюдать издалека…

Последняя фраза уже не адресовалась его сопровождающим, так что удаляющийся от старейшины Владимир её едва слышал, а дальнейшую речь не разобрал даже отчасти. Но одно понял точно: для подстраховки старейшина всё же задействовал военных Империи, потому как к кому ещё он мог обращаться на международном языке? Уж точно не к своим подчинённым.

Путь к массивным, обшитым бронесталью воротам комплекса занял несколько минут. И воздух тут был как будто бы гуще, и спину сверлили тысячи взглядов, взирающих на него через объективы камер, дронов и через прицелы винтовок, и телепатическая какофония не сражающихся, но задающих «границы допустимого» телепатов обеих сторон конфликта… совсем не та атмосфера, к которой привык Владимир.