— Я все же не понимаю, почему именно я?

— Я же объясняю вам, что вы — идеальный вариант, при котором мы… мы с вами сможем убить сразу нескольких зайцев, извините за каламбур. Устраняется Бобров, я и мои друзья остаемся чистыми…

— Но почему я?! Я не умею стрелять, я даже в школе… — Валя всплеснула руками, демонстрируя, что это предложение кажется ей абсурдом.

— Стрелять мы вас научим. А выбрали мы именно вас, — терпеливо начал объяснять Александр Сергеевич снова, — потому что тогда…

— …на вас не подумают! Я поняла. Но неужели нельзя сделать все так, чтобы это выглядело как несчастный случай, самоубийство… ну, я не знаю…

— Это непросто. — Александр Сергеевич покачал головой. — Говоря по совести, и киллера хорошего непросто найти. Сейчас народ пошел сволочной. Ни стыда, ни совести. Ему заказываешь клиента, а он прется к нему и продает тебя со всеми потрохами. Каково? А есть идиоты малохольные, что шагают на Петровку или в храм и каются там, что возжелали смерти ближнего своего. Апофеоз мерзости!

— Сочувствую. Но с вашими возможностями… — Валя выразительно покрутила головой, осматривая салон «ситроена».

— Девочка моя, — перехватив ее взгляд, грустно улыбнулся Александр Сергеевич, — иномарка была символом власти в те годы, когда вы еще бегали на воле. Сейчас это — ничто.

— Но если вы платите мне, то, наверное, можете найти… — Валя сделала такой жест, словно втыкала вилку в розетку.

— Так ведь сразу поймут, что… — Александр Сергеевич приложил указательный палец к груди.

— Но если вы наймете профессионала, то он все сделает, как будто это самоубийство!

— Ха! Такие, как наш Бобр, самоубийством не кончают. Да и речь тут идет уже не просто о профессионале, нужен такой класс, что… ух!

— И что же, нет таких?

Александр Сергеевич задумался.

— Если честно, то я знаю только одного такого. Правда, этот парень не просто киллер. Он может заставить человека убить себя.

— Как это?

— Никто не знает как. Это мастер высочайшего класса. Дьявол во плоти.

— Но ведь известно, что он убивает?

— Известно, что люди, которых ему заказывают, довольно скоро или погибают при странных обстоятельствах, или кончают жизнь самоубийством, или сходят с ума.

— А это не байки? Уж очень похоже на Дюма-праправнука…

— Да нет, не байки. Фамилия Кирьянов вам говорит о чем-нибудь?

— Кирьянов? — Валя наморщила лоб. — Это…

— Да, именно. Так вот, он заключил с этим виртуозом нечто вроде контракта. Два года он шел вверх со скоростью воздушного пузырька. Все, кто мешал ему и не желал отойти в сторону, быстро и плохо кончили. Есть еще несколько примеров. В общем, это не легенда. Однажды и мой компаньон обращался к нему за помощью. Так что это правда. Но он такой один. Один на всех на сто лет вперед и на сто лет назад.

— Так почему же вы не обратитесь к нему? — Валя слушала Александра Сергеевича, широко открыв глаза.

— Он положил свое весло.

— Что? Какое весло?

— Свое весло. Так он последний раз сообщил по Интернету. Прозвище у него было Харон. Никто его никогда не видел, а связь держали сначала через пейджер, потом через компьютер. Шесть лет назад Харон сообщил, что кладет свое весло. Больше он не отвечал на обращения.

— А… — прохрипела Валя: от волнения у нее пересохло в горле.

— А кто такой Харон? — поспешил ей на помощь Александр Сергеевич.

— Нет. Что такое Интернет?

— Интернет? — Брови у Александра Сергеевича встали домиком, даже шалашиком от удивления. — Вы не знаете, что такое Интернет?

Он перевел изумленный взгляд на Ольгу. Но ту больше интересовал совсем другой вопрос, и, как только Александр Сергеевич взглянул на нее, она спросила:

— А Кирьянов… Как его звали?

— Кирьянова? Не помню. Алексей… Нет, не помню. Таких редко называют по имени, еще реже — по имени-отчеству.

— Алексей Владимирович? Невысокий, нос клювиком, бородавки на левой руке?

— Да, нос у него того… — согласился Александр Сергеевич. — Про бородавки не знаю, но это такое дело… Половина народа не знает, что у президента пальцев на руке не хватает! А тут бородавки…

— А где он сейчас?

— Кто?

— Кирьянов.

— О-о! Его, пожалуй, найти не легче, чем Харона, хотя фотографий его масса. Особенно после похорон.

— Так он умер?

— Да, погиб. Случайно.

— Тоже Харон?