Я хватанула воздух губами, желая вставить своё слово, но Адам взмахнул рукой, вытянув указательный палец вперёд, намекая мне, чтобы молчала.

— Понимаю. Я понимаю, то что проживали мы с тобой, не должны проживать наши дети. Ну давай мы немножечко с тобой ограничим ситуацию. У меня всегда было правило— не надо жить по чужим доходам, надо жить по своим доходам. Но видишь, они в отпуск не хотят лететь в Турцию, на которую у них есть деньги. Они хотят лететь на Фиджи. Точнее, нет. Родя готов ехать к твоей матери на картошку на две недели, потому что прекрасно знает, что бабуля будет ему сопли вытирать, завтрак, обед, ужин и компот готовить. С ребёнком она будет заниматься, а он так и быть, возьмёт и купит за пять косарей бассейн. Он готов туда ехать отдыхать, но Дарья хотела отдыхать на Фиджи. Дарья смотрела, сидела отпуска на Майорке, но никак не у бабушки в деревне. Это во-первых. Во-вторых — они могли позволить себе отдыхать в Турции и я работая с Родионом, прекрасно все это видел. Я знал, о чем идёт разговор в их семье. Он сам делился, что ну вот Даша захотела вот куда-нибудь слетать, предлагает Фиджи. А я стою, смотрю на него и думаю: “ сына очнись, какой Фиджи?» Я купил квартиру. Не такую прям, чтобы вообще загляденье, но достойную. Их семье вполне хватило бы. Понимаешь?

Я снова приоткрыл рот, желая узнать, почему он это сделал, не сказав мне. Адам ещё раз тяжело вздохнул и покачал головой.

— Что я должен был сказать Устинья? Давай-ка мы с тобой купим квартиру Родиону? Я с тобой пытался поговорить по поводу подарка, но у нас с тобой не вышло. Это первое. Второй момент, что ты не владела счетами клиник и поэтому у тебя исключительно была зарплата косметолога, которую ты как бы получала. Что я тебе мог предложить? Ты же бы захотела половину, а чтобы ты половину стоимости квартиры отдала, что машину бы продала? Правильно или как? Поэтому я тебе ничего не сказал. Я и при гостях не стал ничего говорить. Я тихо, спокойно на работе подарил ему ключи. Сказал: “ сын. Вот.” И на этом все. И в день рождения я и так взбешённый, потому что мой плюс один отказывается ехать.

Тут я прикусила губу, понимая, что ещё и этот вопрос остался нераскрытым. Снова вздохнула. Адам покачал головой, намекая, чтобы не перебивала.

— И здесь она ко мне подскакивает. “Дядя Адам, это не по-человечески. Это неправильно”. Ну и у меня сорвало тормоза. Просто у меня и так на фоне последних событий в голове немного все мутное. Нет, не так. У меня есть проблемы, которые я не могу решить. У меня не то, что разбираться в сыновьем браке не хватает сил. У меня разобраться в собственном браке не хватает сил. Потому что вся эта ситуация с тем, что я сказал про ребёнка… — Адам отвёл глаза и тяжело вздохнул, — Прости. Я не имел права так говорить, но мне было очень страшно, потому что… — Он качнул головой, закусывая губу. — Потому что… В общем, это очень долгая история. — Сглотнул, желая отдышаться, а потом продолжил. — И она подлетела, стала давить на то, что надо было переписать квартиру на него. Ну меня и понесло. Я её схватил и начал высказывать о том, что знаешь что, дорогая, ты рот свой прикрой и аппетиты поумерь. Я ещё не забыл о том, что ты собираешься своих родителей перетащить, и то, что отпуска ты на Фиджи планируешь. Поэтому давай ты либо выходишь на работу, либо рот свой прикрываешь и не лезешь в работу Родиона. Я понимаю, что как отец я поступил очень неправильно, залезая в проблемы их семьи. Но знаешь, я запарился уже жрать это все. У меня уже нервов никаких не хватает. Я прекрасно понимаю, что у Родиона очень несчастливый брак. Очень. Я возвращаюсь назад, смотрю на свой брак. Я понимаю, что я дебил. Я много чего накосячил Устинья. Мне достаточно было того, что ты меня зашивала на кухне.

И голос у него сломался, а я запрокинула голову, чтобы слезы не текли по щекам.

— То есть, ты понимаешь, что я не самый как бы хороший человек, но Устинья, у нас с тобой такого не было. Не было у нас такого, что ты меня доила, доила и доила. Нет, ты меня держала. Ты меня держала так, что я не мог некоторые вещи совершать, как бы не понимал, что мои амбиции велики для простого существования. Но здесь же нет. Здесь реально просто идёт какой-то паразитизм что ли. Я не для этого ребёнка столько лет своего растил, чтобы какая-то шлюха, а она шлюхой оказалась, ему весь мозг выжирала и чтобы он света белого не видел. Нянька, кухарка, клининг. Один раз втащил бы как следует по жопе, сама бы быстро стала убираться. Что она с ребёнком там заплюхалась? Ты как-то умудрялась и с Назаром и с Родионом. Не было у нас ни кухарок, ни нянек. Ещё и переезжали с одной съёмной на другую. И работала. А здесь? И да, я взбесился. И да, когда поздравлял, меня аж всего корёжило от того, что какой к черту счастливый брак, какая хорошая семья, в которой должно быть все идеально?

Адам тяжело задышал, переводя дух. Я облизала губы и тихо спросила:

— А что за долгая история, Адам?

Адам.

За несколько месяцев до развода.

Стоял.

Подсматривал.

Устинья словно бы заговорённая, чуть ли не каждый месяц, как будто по часам делала тест на беременность.

Девочку хотела.

Тяжело вздохнул.

Ну какая вашу мать, девочка?

Мне сорок с гаком.

Покачал головой, развернулся, медленно вышел из спальни, чтоб не видела, что я подсматривал и чтобы не знала, что меня это бесит.

Не в плане меня это бесит, потому что это плохо, это неприятно или ещё что-то. Да нет. Да нормально было бы, если бы девочку родили бы. При моих деньгах смешно бояться третьего ребёнка, когда в принципе уже двое лосей бегают.

Да нет. Здесь все в другом заключалось.

Мужик после сорока— это ещё тот киндер-сюрприз. То есть, это когда влечение происходит вне зависимости от того, что случается между.

Вот мне например, иногда нравилось, как Устинья там голову повернёт и она становилась такая привлекательная, такая манящая, что мне аж удержать себя в руках было тяжело. Так нет, она ж весь мозг проклюёт — Луна должна быть в козероге, Меркурий в Сатурне и вообще у неё там все стерильно. У меня здесь все стерильно!

Давайте ещё белизной нафигачим друг другу все это вот!

Вот это бесило!

Я не был против ребёнка, я понимал, что вероятность зачатия при таком поведении сводилась к нулю.

И вообще предпоследний раз Устинья довела: приехал с работы, а она ходит дома трусы кружевные, которые шортами, а сверху футболка моя. И значит я на это смотрю и понимаю, что да какой там до спальни, я её до дивана-то донести не успею.

У меня все простреливало голодным желанием собственной женщины. А своя женщина— это лютая смесь из желания, похоти, влечения. Когда ты уже не понимаешь, что надо быть каким-то обстоятельным, обходительным. Нет. Своя женщина— это ещё родная женщина, которая знает тебя на все сто процентов. Она прекрасно знает, как ты повернёшься, как ты будешь её целовать и гладить. И от этого казалось, что пара работает как слаженный механизм. И от этого только сильнее заводило.