— Это что, товарищи? Прав Егор Иванович оказался. Стращают нас! — сказал Никодим и посмотрел в сторону Ивана Даниловича Стрельчина.

Сотник понял, что от него хочет кум.

— А ну вяжи его, браты! — отдал приказ сотник Стрельчин.

Пауза… Вот сейчас — тот самый момент, который и покажет: стрельцы послушны ли новой, как сказали бы в будущем, революционной власти. Нет, не так. Как раз-таки революцию никто и не собирался делать. Напротив — защитить царя, чтобы не было смуты. И стрельцы послушались сотника. Нарушевича быстро повалили на деревянный настил, надавали ему тумаков, связали руки и сунули в рот тряпицу.

— Что ж далее делать? — спрашивали теперь у сотника Стрельчина.

— Хватай, браты, пищали, бердыши да пики! Оборону держать станем! Не пущать никого, кто супротив царского сына идти будет! — отдавал приказы сотник. — А придет в себя сын мой. Послухаем, что еще скажет.

Иван Данилович замолчал. Он-то понимал, что нужно дальше делать. Но слишком неожиданно для сотника пришла власть и возможность повелевать стрельцами. Не всеми, конечно — в Москве нынче как бы не три десятка тысяч стрельцов. Но полк стрелецкий первого приказа, судя по всему, теперь готов идти за сотником.

Или за его сыном? Но кто ж вперёд батьки-то пойдёт?

— В Кремль идти мне надо, браты. Подумают ещё, что бунт мы учинили. Письма подмётные понесу. Да ентова, — сказал сотник Стрельчин, указывая на связанного Нарушевича.

— Поздорову ли, брате? — к сотнику подошёл Никанор и посмотрел на рану.

— Выдюжу, брате! Ты токмо за крестником своим присмотри, — сказал Иван Данилович, снимая кафтан.

Он не о своём здоровье подумал, желая всё-таки перевязать рану. Он так размышлял: негоже являться в Кремль, пред светлые очи царственных особ, истекая кровью.

Так что понадобилось ещё немного времени, чтобы перевязать рану. А ещё Иван отправил одного из ближайших к нему стрельцов в мастерскую. Есть там пара добрых пистолетов, выполненных на продажу за дорого. Невместно идти к царственным особам, не имея при этом подарков.

Но, когда уже приготовления к выходу были завершены, Стрельчин-отец передумал. Он понял, что расстеряется при взоре какого из бояр. Так что решил все же дождаться пробуждения сына, который спал на телеге.

Москва, Стрелецкая слобода

11 мая 1682 года

Я уже, было дело, ожидал, что очнусь опять где-нибудь в неожиданном мне месте и в новом времени. Однако, прислушавшись, понял, что я всё ещё там, на собрании стрельцов. И что споры не утихают. Лежу в телеге, рядом кто-то есть. Ощущал на себе острый, пристальный взгляд. Но пока глаза не открывал. Чувствовал себя, вроде бы, и неплохо, хотя говорить о чудесном излечении не приходится.

Открываю глаза…

— Прошка! — констатирую я.

«Любитель подзатыльников» нависал надо мною и дышал прямо мне в лицо. Это он так рассматривал, следил, не очнулся ли? Ответственный.

Медленно, прислушиваясь к своему организму, я поднялся и вылез из телеги. И меня практически сразу же заметили. Толпа замолчала.

Уф! Как там делается зубная паста? Ну или порошок? Такое амбре ударялось в меня от каждого выдоха молодого стрельца, что хоть задумывайся об боевом удушающем газе на основе дыхания Прошки. Да и не только. Я же видел баню, можно сказать, что общественную, в стрелецкой усадьбе. Почему бы не мыться Прошке?

— Излечился? — непоседливый молодой стрелец Прошка, оставив меня, направился к стрельцам. — Товарищи, братцы, излячилси пророк наш!

— Да видим жа и сами! — выкрикнули из толпы.

Чья-то рука, какого-то стрельца постарше, взметнулась, чтобы отвесить очередной тумак Прохору, но тот ловко увернулся, поднырнул за спину своего «воспитателя» и уже оттуда выкрикнул:

— Науку сию принимаю токмо от дядьки Никанора да от сотника Ивана Даниловича. Иным не сметь биться!

Несмотря на всё напряжение, я улыбнулся. Уж так комично выглядел Прошка, что заставил засмеяться всех. Надеюсь, что смех всё-таки больше объединяет, чем приносит разногласий.

— Как ты, сыне? — поинтересовался отец.

— Хорошо, батюшка. Уже лучше, — отвечал я.

— То добре. Ты скажи! Товарищи ждали тебя! — сказал сотник Иван Данилович Стрельчин.

— Так что, товарищи-стрельцы? Защитим царственную семью? — выкрикнул я, когда смех пошёл на убыль, и действительно уже многие ждали моих слов.

— Ты, Егор, всё верно говоришь! А токмо тебе прощение будет, за смерти полковника и полуголовы. А нам что с того? Есть уже те крикуны, кто злато обещает стрельцам, — все-таки нашелся скептик, который решил ещё поспорить.