Хованский всё-таки извлёк саблю из ножен и направил её в мою сторону.

И я пистолет направил в его сторону. Обратил внимание, что конь под главным бунтовщиком будто бы недоволен своим всадником, так и хочет увести Хованского отсюда.

— Не выстрелишь! — сделал не совсем правильный вывод Хованский.

— Ты, боярин, проверить это можешь прямо сейчас. Два шага сделаешь в мою сторону — и я тебя убью, — решительно отвечал я.

— Погодь, полковник, убивать его! — пробасил Матвеев, а поравнявшись со мной, тут же обратился к Хованскому: — Ты что учудил, Иван Андреевич? Почто людишек привёл служивых?

Я не стал больше встревать в разговор двух бояр. Они поддевали друг друга, отшучивались — знали же друг друга очень давно. Вместе некогда заседали в Грановитой палате и давали советы царю Алексею Михайловичу.

— Прохор, будь наготове! — сказал я Прошке, которого взял с собой на переговоры.

Не нравилась мне обстановка. Бывает такое, что пока ничего конкретного не заметишь, но уже предполагаешь, что зреет тут нехорошее. И своей чуйке я привык доверять.

— Боярин, берегись! — крикнул я, одновременно вскидывая пистолет.

Курок щёлкнул, заискрился порох.

— Бах! — стреляю я, явно опережая стрелка, который выцеливал из пистолета именно Матвеева.

— Бах! — стреляет и этот убийца, но только в тот момент, когда моя пуля его настигла.

В облачное небо улетает свинцовый шарик, который должен был убить боярина Матвеева.

Хованский резко разворачивает своего коня, заставляя скакуна рвануть с места. Другие его подельники также уже убегают. На брусчатке Красной площади остаётся тело убитого мной Бориса Хованского.

Матвеев же не спешит разворачиваться и убегать — он пристально смотрит на меня.

— Спаси Христос, наказной полковник… Спас ты меня, — но вот тон боярина не показался мне радостным.

Да я и сам прекрасно понимал, что именно произошло. Нет, насчёт того, что Матвеева хотели убить, — это точно. И Хованский поступил очень хитро. Никто больше из его воинов не оказывал никакого сопротивления, не стремился стрелять либо в Матвеева, либо в меня.

— Уходим! — приказал Матвеев. — Нынче могут и на приступ пойти.

Та самая первая жертва, которая впоследствии заставит бунтовщиков действовать наиболее решительным образом, уже принесена. И понятно, почему теперь так спешно Хованский убежал и никто больше из его воинов не стрелял.

Иван Андреевич был не столь глуп, как я думал о нем из послезнания. Он сейчас спровоцировал создание «сакральной жертвы». За этого стрельца, что остался на брусчатке, будут мстить.

Теперь я в глазах многих стрельцов оказываюсь злодеем, который застрелил невинного человека.

Ведь обязательно сейчас будет сказано стрельцам, кто убил одного из людей Хованского. Что сделал это тот самый полковник, которому верили и который привёл полк в Кремль.

Значит, мне надо быть готовым ещё и к тому, что моё имя будет опорочено. Ну и к другому нужно готовиться…

— Приготовиться всем! — кричал я, когда заходил в оставленный проход между телегами. — Будет приступ. Зажечь фитили!

Я уже практически был уверен, что нас будут пробовать «на зуб».

Оказавшись за укрытием, я, наконец, посмотрел, что же делают бунтовщики. Они и вправду готовились. Линейной тактике стрельцы полноценно обучены не были. Но, в основном, стреляли они в линиях, не атакуя.

Сейчас на нас надвигалась толпа не менее чем в три сотни бойцов. Решительно несли свои немалого размера пищали. Изготовились и мы…

— Хочешь, полковник, я отдам этот приказ? — спросил Матвеев, наверное, рассмотрев во мне какие-то сомнения.

Я понимаю: если он отдаст приказ, то и грех его. Вот только свои грехи я предпочитаю и совершать сам, и самостоятельно отмаливать.

— Нет, боярин. Не серчай, что перечу тебе, но это приказ мой! — ответил я, наблюдая, что расстояние между нами и бунтовщиками сократилось до семидесяти метров.

Я был спокоен. Волнения не было даже тогда, когда я наблюдал, как расстояние сокращается между нами и бунтовщиками. Оставалось до пятидесяти шагов, и уже стрельцы, те, которые изготовились к бою, облокачиваясь на телеги, целясь в своих же собратьев, смотрели на меня и ожидали приказа.

— Пали! — отдал я тот самый приказ.

— Бах! Бах! Бах! Бах! — раздались выстрелы, и маленькие облачка дыма, соединяясь в одно большое облако, устремлялись вверх.

Поднявшийся ветер уносил не только дым от сожжённых пороховых зарядов, но и надежды на то, что получится избежать большой крови.