– Смотрите, совершенно пустая улица… Может, это дети играют с петардами?

– Не дети, а бандиты какие-то! – проговорила встревоженная Зоя, моментально потеряв интерес к происходящему, и вернулась за стол. Все последовали ее примеру.

Сунув что-то в карман, заняла свое место за столом и Женя.

– Между прочим, пока Бориса нет, я сама с большим удовольствием, если мне позволят, конечно, посмотрю ваших кукол. Может, и себе выберу, – сказала Женя, чувствуя, как начинает предательски дрожать голос. От волнения у нее прямо зуб на зуб не попадал. – А то они лежат там, в углу на столе, и я даже боюсь к ним подойти…

– Женечка, да конечно! – мгновенно ожила Тамара. – Конечно подойдите, посмотрите! Уж вам-то точно можно!

Женя улыбнулась всем и, делая вид, что ей хорошо и весело, подошла к столу и принялась рассматривать куклы. Не прикасаясь к ним, она комментировала самыми изысканными эпитетами достоинства каждой из них. И в этом была абсолютно искренна.

– И как же это вам удается…

Но она не успела договорить. Раздался шум, грохот, она резко обернулась и увидела, что Софьи Евгеньевны за столом уже нет. Над тем местом, где она только что сидела на красивом стуле, склонилась Оля Курасова. Она смотрела куда-то вниз, а потом как закричит:

– Она умерла!

И все бросились туда, где, судя по всему, на полу лежало тело.

– Господи, да что же это такое?! – вскричала Зоя, мечась между стульями, один даже успела опрокинуть, отчего снова раздался оглушительный звук. Или же просто у всех были нервы оголены! – Что, я спрашиваю, здесь происходит? Что за чертовщина?!

Тамара замерла, глядя на распростертую на полу между ножками стульев Софью Осину.

– Как же это страшно, – просипела она, прикрывая рот рукой. – Ужас… Словно Фая умерла второй раз. Ужас!!!

Женя, не чувствуя своего тела, как заведенная кукла, которой руководит кто-то невидимый, подошла на непослушных ногах к тому месту, где сгрудились все присутствующие, и тихо сказала:

– Расступитесь.

И все почему-то послушались ее, разошлись. Зоя заплакала, уткнувшись в стену. Ольга бухнулась на стул, как если бы ноги отказали ей. Эмма открыла шкафчик и достала бутылку коньяка. Всем было страшно.

Женя опустилась на колени перед лежащей на полу женщиной, взяла ее за руку и потянула.

– Что вы делаете? – обомлела Тамара.

– Софья Евгеньевна, вы не ушиблись?

Сестра Фаины Осиной открыла глаза и, опираясь на руку Жени, стала подниматься. Лицо ее, еще недавно бледное, стало розовым, а потом и красным. Женя подняла стул, усадила на него женщину.

– Дайте, пожалуйста, воды, – обратилась Женя к стоящей рядом с ней Ольге Курасовой.

Софья Евгеньевна сделала пару глотков воды и, судорожно вздохнув, выпрямилась на стуле.

– Вы можете прямо сейчас уйти, – сказала ей Женя, и все присутствующие уставились на них.

– Да что здесь происходит? – не выдержала Тамара.

– Нет, я останусь. Со мной все в порядке…

– Девочки, давайте уже приберемся, сейчас человек приедет… – засуетилась Зоя, вероятно вспомнив, по какому поводу они вообще здесь собрались.

Женя села напротив Эммы Атамас.

– Я заменила пузырьки в вашей сумке, пока вы смотрели, кто стреляет, – сказала она, глядя ей прямо в глаза. – Вы подлили ей воды, а думали, что яду.

Эмма окаменела. Медленно она опустила руку с чашкой на стол. Откинулась на спинку стула.

– Вы сами все расскажете? – спросила Женя, уже немного успокоившись, поскольку с Софьей Евгеньевной, которой пришлось проиграть весь этот сложный для нее спектакль с падением, все обошлось.

Но Атамас молчала.

– Какой еще яд, Эмма? – воскликнула, бледнея, Тамара. – Что здесь происходит, кто-нибудь может мне сказать?

– Это она, Эмма, – произнесла Софья Евгеньевна, промокая влажный лоб салфеткой. – Фая давно ее подозревала, но просто не хотела верить. Так почти до самой смерти и сомневалась, что Эмма на такое способна. Но потом, все проанализировав, вспомнив все подробности, связанные с личностью погибших, поняла, что всех этих несчастных убивала именно Эмма. Так уж случилось, что Фая сама оказалась как бы причастной к этим убийствам, поскольку именно от нее в разное время Эмма узнавала информацию, касающуюся будущих жертв. Но если остальные жители города все эти измены, предательства воспринимали как чужую, а потому не касающуюся лично их трагедию, то Эмма пропускала все через себя. Я правильно говорю?

Она подняла голову и встретилась взглядом с Эммой Атамас.

– Овдовев и потеряв всякий интерес к своей собственной жизни, она решила всю себя посвятить людям. Вы же все можете это подтвердить, да?

Женя слушала ее и поражалась тому, как много в этой женщине оказалось силы, а ведь она и не рассчитывала на такую вот ее поддержку. Она вообще предполагала, что после инсценировки с падением со стула Софья Евгеньевна покинет музей.

Женя ждала реакции людей на произнесенное Софьей, но все молчали. Слушали, затаив дыхание.