Перевернуться.

Встаю на четыре опорные точки. Передо мной валяется заляпанный кровью револьвер. Пол плывёт перед глазами, но равновесие я уже держу. На лоб падают длиннющие русые волосы, тоже заляпанные кровью. Это что, мои?

Так и есть — они мои. Слишком спокойно принимаю и этот факт. Холодно, равнодушно, без лишних эмоций.

Хватаюсь за револьвер и сажусь на пятую точку. Подтягиваю оружие ближе к себе. Тяжёлый, зараза. Смотрю в окно поезда.

Ничего примечательного не вижу. На уровне глаз только серая пустошь. Корявое засохшее дерево одиноко торчит из земли. Дальше только совершенно пустое пространство.

Осматриваюсь. Уже знакомый купейный вагон. Хотя, нет, он больше похож на спальный, потому что здесь всего два места. Очень богатая обстановка: обитые атласом стены, позолоченные рожки ламп освещения, бронзовые ручки с литьём и украшениями. На левой койке без движения валяется всё тот же военный. Только сейчас кровь не течёт. Видимо, времени прошло прилично.

Военный не двигается и не проявляет никаких признаков жизни. Аккуратно дотрагиваюсь до его руки — уже холодный. Несколько часов как умер, получается. Похоже проломил себе голову. Ударился о сложенный под окном столик. Очень нелепая смерть. Или нет? Разбираться сейчас точно не буду, но крови натекло много.

Медленно поворачиваю голову. Судя по всему, незаправленный диван — мой. Под ним — худой чемодан, рядом стоят невысокие сапоги на шнуровке: кожаные и мягкие.

Меня по-прежнему удивляет собственное спокойствие.

С другой стороны, кроме мертвого мужика напротив, причин для беспокойства не вижу. В поезде гробовая тишина. Ни скрипов, ни капель дождя. Ветер за окном не свистит. Кроме своего глубокого дыхания вообще ничего не слышу.

Цепляюсь за столик, встаю и стараюсь удержаться на ногах. Меня пошатывает. По привычке наклоняю голову, чтобы ничего не задеть. Вот те раз: кажется, у меня забрали полметра роста. Ещё эти длинные волосы постоянно лезут в глаза. Да и руки, понятное дело, не мои.

Голова совершает привычное движение и откидывает волосы назад. Всё тело простреливает острой болью в груди. Меня сразу же мутит.

Да, всё-таки, с этим телом не всё в порядке. Дышать становится чуть тяжелее, чем раньше. Оборачиваюсь и переступаю с ноги на ногу.

Под ногами хрустит стекло.

С того момента, как я впервые прихожу в сознание, времени проходит прилично. Неизвестный мужик все так же на диване. Только кровь военного больше не капает: застывает неприятной лужей возле его сиденья. Смотрю на свои пальцы и понимаю, что по сравнению с пальцами моего попутчика, мои руки скорее принадлежат подростку. Да еще и тому, кто совсем недавно вышел из детского возраста.

Осматриваю свои ухоженные ногти, гладкие ладони — абсолютное отсутствие мозолей. Пальцы тонкие, артистические. Этим рукам точно никогда не приходилось заниматься физическими нагрузками. Продолжаю осматривать себя и свою одежду. Атласная пижама и тонкие домашние тапочки на ногах.

Хм. Допустим.

Медленно, стараясь не потревожить поврежденную грудину, сажусь на своё место. Слегка наклоняюсь, чтобы залезть рукой под сиденье. Вытягиваю с маленькой полки идеально сложенные носки или, скорее, гольфы. Неторопливо натягиваю их на ноги. Надеваю добротные тонкой кожи сапоги на шнуровке. Затягиваю. Это действие снова стоит мне лёгкой боли в груди. Не страшно — всё лучше, чем гулять по стеклу в тонких тапочках.

Беру в руки револьвер и кидаю быстрый взгляд на осколки зеркала. Надо бы поискать хоть одно уцелевшее. При каждом шаге раздается громкий хруст стекла. Подхожу к пустому проёму и выглядываю в коридор.

На полу валяется чешуйчатое зеленое существо с длиннющими когтями и здоровенным хвостом. Именно это чудовище не так давно заглядывало ко мне в купе. Вместо половины головы у существа — кровавое месиво. Кажется, мой «слонобой» очень удачно попадает. Теперь рожу можно восстановить только в памяти.

Выхожу из купе.

Разум не понимает того, что происходит вокруг. Выцепляет из общей картины только понятное и очевидное. За мной — богатая обстановка спального вагона и паркетный пол, усыпанный разбитым стеклом. В начале вагона рассыпаны уцелевшие серебряные подстаканники. Стены обиты голубым атласом. На одной из них висит моргающая лампочка. Напротив соседнего купе будто плеснули на стену красным.

Так, лампа сейчас без надобности — в окна прекрасным образом заглядывает серый, но светлый день. Сейчас наверняка ближе к полудню — на улице совсем нет теней.

В вагоне всего три купе и в самом начале — одно маленькое. Наверное, для проводника.

Стою посередине вагона. Осторожно оборачиваюсь то в одну, то в другую сторону. Дергаю дверь в соседнее купе — заперто. Дальше только пустой коридор с огромными царапинами на атласных стенах. Обивка висит четырьмя короткими лентами. Однако, тут не обошлось без когтей. Это всё, что рассказывает о случившемся.

Выглядываю в окно.

Ничего нового или интересного не вижу. Серая, порядком высушенная пустошь и облезшие кривые деревья. Где-то там, на горизонте, синяя полоса леса. Для сравнения смотрю в окно своего купе. С этой стороны поезда всё то же самое.