— А она была ревнивая?

— О нет! Представляешь, однажды даже сама пришла, чтобы убедиться, что муж всем доволен… Какая суматоха поднялась в тот день! Собрали всех слуг, одели в лучшие одежды и приказали выполнять любое пожелание гостей. Я ужасно испугалась, когда она вошла, такая красивая и гордая, я подумала, что это императрица. А хозяйка, обычно высокомерная, всячески унижалась перед ней! Всё кланялась и кланялась и заверяла, что…

«Ну конечно, — подумал Аврелий, — Антонина должна была благодарить Коринну за то, что та ублажала её занудного мужа…»

— А ещё? Кого ещё помнишь?

— Высокого и красивого. Ах, как он нравился мне! Такой вежливый был и нежный. Каждый раз, когда уходил, Гекуба устраивала хозяйке сцену: говорила, что она портит ей всё дело, принимая этого нищего! Но та не слушала её. Думаю, это был её любовник, то есть я хочу сказать, что она на самом деле любила его. Они запирались в комнате и о чём-то спорили, а иногда слышно было, как она плачет. Потом они занимались любовью. И я каждый раз слушала. Я думала, как было бы чудесно, если бы хозяйка вышла за него замуж и он остался бы жить с нами. Но потом они опять ссорились…

— Понимаю. А худощавый мужчина с орлиным носом, видела такого?

— Ты говоришь о том, который приходил с юношей? Поначалу я думала, они братья, всегда приходили вместе. Нет, они редко бывали. Коринна всегда отсылала всех, когда ждала их.

— А знаешь, кто они такие? — поинтересовался Аврелий.

— Да, потому что Коринна однажды послала меня к старику с посланием. Тогда я и познакомилась с госпожой, которая давала мне поесть.

— Красивая молодая женщина в большом доме на Палатинском холме?

— Да, дом Руфо, знаю. Наверное, это жена того худощавого… Она добрая: отправляла меня на кухню и велела служанкам давать мне сладких лепёшек.

— Спрашивала тебя о чём-нибудь?

— Да, всегда, но я не знала, что отвечать ей.

— А что она хотела знать? О своём муже, о том, чем он занимался с Коринной?

— Нет, вовсе не об этом. Её больше всего интересовал молодой мальчик, который всегда молчал. И я ничего не могла сказать, потому что, когда они приходили, как я уже сказала, Коринна отправляла всех прочь.

Аврелий начал кое о чём догадываться. В рассказе маленькой рабыни хоть и не было ничего особенного, как он надеялся, всё же оказалось и кое-что новое.

Выходит, Марция использовала служанку, чтобы следить за братом и мужем? В таком случае трудно было бы ожидать, что Псека сознается в этом: к рабам, которые выдавали секреты своих хозяев, в Риме были безжалостны.

— Псека, послушай, есть ещё одна важная вещь, которую ты должна сказать мне. Не бойся, никто не сделает тебе больше ничего плохого. Ты теперь принадлежишь мне. Останусь жив — позабочусь о тебе, и ты ни в чём не будешь знать недостатка. А должен буду умереть — сделаю так, чтобы ты оказалась в хороших руках и чтобы никто не смел больше бить тебя и морить голодом. Но ты должна быть откровенной. Вспомни: та госпожа когда-нибудь просила тебя вернуться и последить за этими двумя в доме Коринны?

Аврелий ждал её ответа затаив дыхание.

Девочка долго не отвечала, потом подняла на него печальные глаза, шёпотом произнесла «Да» и замкнулась в мрачном молчании.

— И ты, Псека, никогда не делала этого?

Девочка продолжала молчать.

— Доверься мне, прошу тебя. Я — Публий Аврелий Стаций, римский гражданин и сенатор. Мне не нужно наказывать и мучить ребёнка, чтобы почувствовать себя великим. И хотя ты предала Коринну, я знаю, что никогда не предашь меня, даже для того, чтобы спасти свою жизнь.

Глаза Псеки наполнились слезами. Аврелий поднялся и взял в руки её маленькие дрожащие ладошки.

— Я, Аврелий Стаций, умоляю мою рабу Псеку признаться мне, делала ли она когда-нибудь это. От её слов может зависеть моя жизнь.

Он крепко сжал её ладони и доверчиво подождал, пока она перестанет плакать. Успокоившись, Псека шёпотом заговорила:

— Однажды я вернулась домой, к Коринне, и подсмотрела: я ведь маленькая, и мне легко спрятаться.

Потом я рассказала то, что видела, матроне в доме Руфо. Но там вовсе не было ничего необычного.

— И что же ты видела? — спокойно спросил Аврелий, скрывая волнение.

— Ничего, я же говорю. Я спряталась в кладовке рядом с кухней. Я видела хозяйку, она оставалась в атриуме одна и смотрела на дорогу.

— Продолжай.

— Я пролезла дальше и спряталась в триклинии. Оттуда мне видна была комната Коринны. Её освещали масляные лампы.

Маленькая рабыня удручённо покачала головой.

— Я посмотрела туда, но там не происходило ничего особенного. Двое мужчин занимались любовью. Я часто видела это в публичном доме.